Алексей Колентьев - Жизненное пространство. Радиоактивный ветер. Паутина вероятности

…Сначала была только темнота. Черная вязкая жижа затягивала с головой, грозя залить дыхательные пути, попробуй я сделать хоть один вдох. Барахтаясь, я оказался вытолкнут в некое пространство, где не было ничего: ни пола, ни стен, ни потолка, а только белый, слепящий свет. Из звуков слышался только противный комариный писк, но вскоре стих и он. Стало понятно, что со мной опять проделывают какой-то фокус местные кудесники и призраки, только вот на этот раз совсем не было желания их слушать. Напрягая волю и концентрируя внимание только на одной мысли – проснуться немедленно, я уперся и, игнорируя все ощущения, стал высвобождаться из пут наведенного кошмара…

– Стой, Ступающий, не уходи!

Голос донесся, казалось, со всех сторон и ниоткуда. Видимо, поняв, что испугать меня не выпело, хозяева иллюзии решились на переговоры. Из белого на белом фоне выступила гигантская серокожая фигура с приплюснутой головой, бочкообразным туловищем и толстыми тумбами ног. Круглые, словно пуговицы, красные блюдца глаз, казалось, смотрели в самое сердце и… не достигали цели, как это было раньше. Пришелец был в замешательстве. Хозяином кошмара оказался Ткач собственной персоной. Дело дрянь, если теперь они могут прорываться так далеко, да еще и достигать визуализации. Но раз уж встретились, то отчего же и не поговорить.

– Чего надо?

Сознание затопила волна эмоций: гнев, ярость и… страх. Эта глыба мяса меня опасалась, хоть я и не понимал, почему: в прошлый раз ЭТО чуть было не спалило мне все мозги.

– Договориться. Тебе с нами нечего делить, ваш мир нам не нужен, мы только накажем сбежавших от честного боя трусов и уйдем.

– Мне нет дела до ваших разборок, но беглецы мне ничем не мешают, а вот нанятые тобой мокрицы убили мою девушку. Поэтому помогать вам или им у меня нет причин.

– Так ты отказываешься сражаться вместе с нами?

В эмоциях Ткача произошел некий фейерверк: облегчение, злорадство по поводу просчета противника и что-то, напоминающее надежду.

– Повторяю: мне плевать на ваши разборки. Но, как я понимаю, вам нужен точный ответ, да?

– Чужак, Изменяющие приняли тебя в свой круг, – принялся уже вкрадчивым и не таким напряженным тоном объяснять Ткач. – Если примут вызов они, то придется и тебе, если только… Ты можешь уйти из Зоны и жить там, за «колючкой». Подумай, шанс начать новую жизнь, в которой все будет подчинено только твоей воле. Камень больше не будет управлять людьми, люди сами смогут решать свою судьбу.

Пришелец говорил гладко, только на последнем слове сбился, голос распался на несколько тембровых оттенков и резанул слух.

– Значит, это Камень заставил вас творить беспредел с похищениями и оболваниванием и без того ущербных людей?

– Нет! – Пришелец не привык, что с ним спорят и не принимают все сказанное на веру просто потому, что он это произнес. – Нас заставить нельзя.

Спор начинал мне надоедать: изначально лишившись какого-то своего козыря, Ткач пытался импровизировать, но явно был не готов к этому. Человек, несомненно, нашел бы что соврать покрасивее.

– Вот и меня тоже. Мой дом теперь тут, а благодаря вам, здесь еще и могила любимой девушки. Я не уйду. Но и встревать между вами тоже не хочется.

– Значит… – Ткач почти ликовал.

– Пока что это ничего не значит. Если вдруг случится так, что встанет выбор: воевать против вас или уйти, – лично я предпочел бы постоять в сторонке. Но идти мне некуда.

– А если… – голос Ткача стал особенно проникновенным. – Уверяю тебя, мы дадим тебе все, чтобы забыть это место, начать жизнь заново.

– Я… подумаю.

– Зайди в «Старательский приют» и передай бармену записку с просьбой о встрече с Уитом. Потом жди вызова на ПДА, наш посланник свяжется с тобой и назовет точное место встречи. До скорого, Ступающий.

Пришелец частил, одна фраза наскакивала на другую, но общий смысл и настроение я поймал верно: по какой-то причине пси-атака на мой разум не удалась, он просто тянул время. Дальше снова была тьма и еще минут сорок сна, на этот раз без сновидений. Ткач приходил не для того, чтобы подкупить меня, это был чистой воды экспромт после того, как попытка запугать и превратить меня в хныкающего идиота по неведомой мне причине провалилась. Но эта гора мяса быстро сориентировалась, стараясь обернуть дело так, чтобы мне захотелось уйти в сторону, исчезнуть с доски в решающий момент.

Само собой, уходить в сторону я не собирался, но тут вставал вопрос не только моего выбора. Будь я один, то, не задумываясь ни секунды, принялся бы планировать акцию по возвращению Ключа, так сказать, к родне. Но были еще ребята, двое из которых совсем «зеленые», а расклад выходил хреновый, с какой стороны ни посмотри. Пойти по глубоким тылам сектантской территории, а потом штурмовать исследовательский комплекс, где прячут Камень – задача для тех, кто купил билет в один конец, выживших не будет, однозначно. Взять на совесть еще пяток жизней близких мне людей и ринуться к черту в зубы – никогда даже в мыслях такого не держал. Нет, не стану я этого делать: за себя не страшно, но вот остальные… Решение должно быть за ними, но и тогда вся ответственность за их жизни лежит целиком на мне. Так уж заведено: командир – это тот, кто ведет, кто спасает доверившихся ему, а на этот раз я спасти никого не смогу. Пока не вижу, как это можно сделать.

Я сел на постели, теперь уже большой для меня одного, и уставился в покрытый мелкой сеткой трещин бетонный пол подвала. Лампа не горела, наверху слышался приглушенный говор артельщиков. Нашарив на табурете часы, глянул на фосфоресцирующие цифры, стрелки показывали 16:30. Значит, спал ровно час. Раны на кистях затянулись удивительно быстро и почти не болели. Пошел в душ, умываясь, глянул на свое отражение в зеркале: землистого оттенка задубевшая кожа лица покрылась сеткой тонких, еще свежих багровых рубцов. Мешки под глазами, складки у уголков рта с плотно сжатыми тонкими губами и взгляд покрасневших, карих, почти черных глаз, который даже я сам уже с трудом выдерживал. Обычно в кино и книжках герой после переживаний вроде выпавших на мою долю получает бесплатный «бонус» в виде благородной седины и некую неизбывную печаль на чело. Ни того ни другого не было, разве что взгляд действительно стал чуть более тяжелым, чем раньше. Темная, горькая муть так и не оседала, продолжая жечь тоскливой, ноющей болью в груди. Вынув из ящика призеркальной тумбочки дедовскую бритву с подзаводом и скрутив ключ пружины до упора, я принялся бриться, снимая со щек двухнедельную щетину. Рутина помогает прийти в себя, когда происходит нечто, выбивающее из колеи, словно якорь, не дающий кораблю сдвинуться с места в сильный шторм. Боль не отпускала, не стала тише, не было предпосылок к примирению со сложившейся ситуацией. Просто я решил, что надо жить дальше, и раз уж так вышло, то снова буду воевать. В конце концов, это все, что у меня хорошо получается, даже с учетом допущенного промаха. Судьбе было угодно забрать часть меня, пощадив оставшееся. Зачем она это сделала, не понимаю, и вряд ли возможно простому вояке вроде меня постичь замысел богов. Идиот предположил бы, что Камень намеренно позволил Даше умереть, чтобы я, воспылав гневом, ринулся мстить сектантам и тем, кто за ними стоит. Но слишком много бессмысленных и жестоких смертей мне пришлось повидать раньше, чтобы не уподобляться идиотам. Бывает, что гибнут совершенно случайные люди – талантливые, веселые, красивые. Почему это происходит, какой в этих смертях есть тайный промысел, никто толком не может объяснить. Поэтому и я особо голову себе не забиваю: есть вещи, которые просто объективно происходят, и смысла в этом человеку не отыскать, можно только строить догадки. Но любая, даже самая правдоподобная версия не вернет мне любимого человека. Месть? Так даже если я и помогу одним чудакам победить других, облегчение опять же будет временным: девушку уже не вернешь. Сейчас нужно оберегать тех, кто остался, они в моих играх уж точно с краю. Я прижег кожу лица спиртом и привел себя в порядок. Собрался подняться наверх, но с лестницы послышались шаги, и в подвал, припадая на раненую ногу, спустился Лесник. Он сел на табурет возле дальней стены, и, опершись на трость, больше напоминавшую шишковатую дубину, молча смотрел на ровно застеленную кровать, нашу с его дочерью кровать. Затем надтреснутым голосом задал вопрос: