Юрий Леж - Перекресток

— Узнаю Карева, — суховато засмеялся Мишель. — Сорвался, в чем был, даже не подумав захватить с собой смену белья… как был «рывком», так им и остался…

…Откровенно порнографическое содержание происходящего в ванной комнате успешно скрыла плотно подогнанная дверь, толстые стены помещения и шум воды, да Мишель, собственно, и не интересовался этим. Настроив голос на максимальную строгую сухость и резкость, он заказал в службе сервиса гостиницы нижнее белье и пару сорочек для беспечного романиста, благо, определять нужные размеры «на глаз» он умел отлично, а чуть позже, подумав, добавил к предыдущему еще пару бутылок коньяка, лимон, сахар, шоколад и сыр. Дожидаясь обещанного «буквально через пару минут» заказа, поверенный включил телевизор, защелкал по каналам, но ничего интересного не уловил. Все так же врали зрителям, друг другу и самим себе некие, кажущиеся важными и всезнающими комментаторы и обозреватели, все так же мелькали кадры старинных и поновее фильмов, какие-то музыкальные программы… по местному, уездному телеканалу шел в записи разговор мэра с деятелями науки о восстановлении городского, древнего, но давно закрытого и, казалось бы, всеми забытого университета.

Разочаровавшись в голубом экране, Мишель решил было позвонить кое-кому из знакомцев в столицу, но межгород попросту не отвечал, а гостиничная администраторша на прямой вопрос о причинах такого безобразия печально пояснила: «Не от нас зависит… наверное, что-то на станции, так бывает, хотя и не часто…», интонацией слегка намекая, что вам тут не столица, а уездная глубинка…

Тем временем, и в самом деле очень быстро, принесли заказанное, сперва коньяк и закуски, следом и нижнее белье для Антона, а спустя каких-то минут двадцать, а может и побольше, Мишель принципиально не отслеживал время «воркования» романиста и блондинки, понимая, что в такой ситуации и секунды для них могут превратиться в часы, в гостиной появились оба, свеженькие, чистые, сияющие, как новенькие, только-только из-под пресса, монетки. Ника привычно обнаженная, с капельками воды на плечах и груди, с чуток повлажневшими, но по-прежнему великолепными платиновыми волосами, и Карев, хотя бы обернувший вокруг бедер гостиничное огромное махровое полотенце, взъерошенный, бодрый и слегка смущенный.

— Нас тут ждут, — хихикнул Ника, кивая на столик с коньяком. — Вот только зачем лимон? Я его терпеть не могу, ты же знаешь, Мишель…

— Съешьте по дольке, — серьезно посоветовал поверенный, в душе наслаждаясь, как легко блондиночка попалась на старинный незамысловатый розыгрыш. — Смотреть противно на ваши довольные физиономии…

— Спасибо за вещички, — со смехом кивнул Антон. — В самом деле, как «рывок» по тревоге, сорвался из столицы — в чем был… Новостей, как понимаю, никаких? Наверное, с них бы ты и начал?

— Новостей нет, хотя отсутствие связи со столицей из-за проблем на телефонной станции — это тоже новость и не самая лучшая, — кивая, согласился Мишель и добавил: — Буквально пару минут назад по всем телеканалам пошла заставка: виды городка под классическую музыку. Наверное, на местном телевидении тоже возникли какие-то непредвиденные проблемы…

— Значит, остается только ждать, — подытожила Ника, усаживаясь поближе к коньячному столику и решительно наливая себе половину пузатого объемистого бокала. — А за шоколадки тебе отдельное спасибо…

— Сладкожорка — твое второе имя…

Ответить на ласковый выпад Карева блондинка не успела. На телевизионном экране видовой фильм неожиданно резко, без перехода и привычных заставок, сменился изображением телестудии, из которой обычно зачитывали местные новости свои, городские дикторы и дикторши. Вот только сейчас на их месте сидела молодая женщина с роскошными, хоть и в короткой стрижке, угольно-черному волосами, хищным выражением некрасивого, угловатого лица, и пронзительными карими глазами, одетая в пятнистый, камуфляжной расцветки френчик. Чуть нервно положив перед собой на столик руки, девушка легким кивком головы, а главное — глазами спросила кого-то, стоящего напротив нее, за камерой: «Готово? начинать?», откашлялась, хмыкнула совсем не по-дикторски и сказала:

— Доброго дня горожанам, как принято, я желать не буду. Для многих этот день будет совсем даже недобрым. В городе временно сменилась власть…

«Анаконда, — мелькнуло в голове Мишеля. — Сама Анаконда…» И — будто досье развернулось перед глазами: «Анна Кондэ, тридцать два года, уроженка столицы. Дочь известного политика, теоретика анархистского движения Поля Кондэ. Родители умерли более десяти лет назад. Образование высшее, юридическое. Еще в Университете примкнула к ячейке сначала национал-анархистов, а позднее — боевому крылу анархистов-народников, несколько раз менявших название своей организации: «Народ и воля», «Народная правда», «Анархия — власть народа» и так далее.

Участница многочисленных митингов, манифестаций, забастовок и прочих выступлений среди молодежи и рабочего люмпена под анархистскими знаменами. В основном занималась обеспечением безопасности этих мероприятий. Была в числе руководителей и исполнителей десятка террористических актов против высших чиновников Империи и некоторых губерний. Участвовала в захвате анархистами ряда провинциальных городов и поселков.

Отлично владеет стрелковым оружием, в совершенстве разбирается в тактике партизанских и контрпартизанских действий. Имеет навык работы с самодельными бомбами. Находится в отличной физической форме. Опасна при задержании, применяет оружие, не раздумывая.

Дважды задерживалась и отбывала предварительное заключение в различных губерниях, и дважды бежала из-под стражи с помощью сообщников и подкупленных полицейских. Имеет обширные связи в среде инсургентов самых разных политических течений и пользуется у них авторитетом.

Последние полтора года отошла от активной деятельности, принимая участие лишь в некоторых, разовых мероприятиях. По полуофициальным данным из среды инсургентов занималась академическими изысканиями в области теории анархизма и классовой борьбы. По непроверенным оперативным данным, готовила крупную «громкую» акцию, для чего встречалась с рядом серьезных лидеров относительно крупных инсургентских вооруженных формирований…»

— …нас попросили придти и навести порядок рабочие Промзоны, которых вы, жители древнего города, перестали считать за людей, поставив в положение неких морлоков, создающих для вас материальные богатства и не смеющих появляться в городской черте в дневное время… — резко отсекая фразы, без ненужного пафоса, но с некой непреклонной уверенностью в правоте собственных слов говорила Анаконда, пристально глядя в камеру, какой-никакой, но опыт телеобращений у нее был. — Администрация города и владельцы многих производств, расположенных здесь, должны не просто услышать и увидеть, а на собственной шкуре испытать, чем чревато такое отношение к пролетариату. Многим из них придется повисеть на фонарях, и это — в самом прямом смысле.