Елена Горелик - Не женское дело. Земля неведомая. Своя гавань. Лев и ягуар

Удача? Какая, черт подери, удача? Где вы ее тут обнаружили?

То, что братва считает моей удачей, на самом деле не что иное, как тщательная подготовка. К любой операции я готовлюсь настолько придирчиво, насколько это вообще возможно. Некоторые капитаны даже бурчат — мол, чего ты там мудришь? Пошли, постреляли, пограбили — и до свидания. Я уже язык намозолила, талдыча этим месье и джентльменам, что удача редко сопутствует лентяям. Коль хочешь, чтобы в твоем кармане постоянно звенело золотишко, изволь приложить к делу и голову, и руки. Причем еще до его начала. Так что в моей удаче самой удачи всего процентов десять. Остальное — рабский труд.

Многие капитаны уже включились в новый режим, стало полегче. Раньше вообще было хоть вешайся: заваливались ко мне и немедленно идти в рейд. Куда-нибудь. Авось что-то попадется. В какое-то время даже надоело их посылать по известному адресу. Чуть было не плюнула на все и не свалила в Европу. Остановило только то, что Джека в той самой Европе ничего хорошего не ждет. Впрочем, и меня тоже. И братву — даже если бы кто-нибудь решился пойти за нами. Осталась… И теперь чувствую себя проходной пешкой. Премерзкая штука — ощущать, что все твои шаги не более чем кем-то просчитанная комбинация. И как бы я ни пыталась вырваться с шахматной доски, меня так или иначе, явно или тайно, загоняют в жестко прописанный алгоритм…

С тех пор как «Гардарика» прочно прописалась на Тортуге, порядки на корабле почти не изменились. Изменился разве что национальный состав команды. Если раньше французов было около трети, то сейчас они составляли большинство. Французы, англичане, метисы, немного индейцев, голландцы-ренегаты, португальцы, датчане, несколько испанцев, находящихся не в ладах со своими властями. Даже один швед, непонятно каким ветром занесенный в эти воды. Словом, коктейль еще тот, что по тем временам совсем не было типично для пиратов. Что уже говорить о религиозных пристрастиях команды? Все христианские конфессии Европы, включая православных — если учитывать Галку и Влада. Вот это частенько становилось для мадам капитана головной болью. Католики с гугенотами в Европе царапались до крови уже больше ста лет. Англикане кичились своей независимостью от Рима. Пуритане — это вообще был тихий ужас. По крайней мере, для Галки. Индейцы предпочитали придерживаться своих традиционных верований, хотя большинство из них номинально считались католиками — были крещеными. Словом, весьма взрывоопасная смесь. На иных кораблях это становилось причиной вражды и даже резни. Скольких усилий Галке и ее офицерам стоило убедить «своих» пиратов, что дело по любому важнее разницы в вероисповедании — знали лишь они сами. Ну и еще один немаловажный момент: она ведь продолжала обучать новичков айкидо, а там немалая часть приходилась на теорию — читай, идеологическую нагрузку. И отсев при приеме в команду был высоким. Галка предпочитала иметь дело с умными людьми, даже если они неграмотны. При количестве желающих попасть на ее корабли она могла себе позволить отбирать самых лучших… Острые углы ей пока обходить удавалось, но сама она считала, что это до поры до времени. Пока не найдется какой-нибудь стервец, задумавший раздуть огонь вражды, который она всеми силами старалась загасить.

С батарейной палубы, где сейчас наводили порядок орлы Пьера, доносилась песня. Французская песня о далекой родине, о любимой, ждущей моряка на берегу…

Галка так погрузилась в раздумья, что не сразу заметила поднимавшегося на мостик Владика. Названый братец тоже имел задумчивый вид, а это означало, что ему позарез надо с ней поговорить. Вообще они имели такую привычку — обсуждать друг с другом более-менее важные события своей жизни. Но в последнее время это стало происходить реже. Хотя «важных событий» в их жизни не убавилось, скорее даже наоборот. Где-то в глубине Галкиной души все-таки шевелилось что-то, похожее на затаенную ревность. Три года она вытягивала соседа на себе, три года ждала, когда он наконец начнет жить своим умом. А когда дождалась — поди ж ты, накатило. Так привыкла о нем заботиться, что забыла об одной существенной вещи — у Владика и своя голова на плечах имеется, и гордость. Хотя эту гордость в былые времена он частенько пытался применить себе во вред.

— Что-то ты не по делу грустная, — сказал Влад, облокотившись рядом с ней о поручни, и кивнул на шедшие за «Гардарикой» линкоры. — Радоваться надо: вон каких красавцев отхватили.

— Сказать тебе честно? — покривилась Галка. — Знаешь, Влад, у меня нет особого повода для радости. Я жду беды.

— Типун тебе на язык, — опешил Владик. Такого признания он от «сестры» не ждал.

— Рада была бы ошибиться, но предчувствие у меня хреновое до невозможности. Три года нам неприлично везло, попользовались этим подарком вдоволь. А теперь вот стою и думаю: а не было ли это везение сыром в мышеловке?

— Ну тебя с такими пораженческими настроениями, — отшутился Владик. — Ты знаешь, что мысль материальна и способна влиять на реальность?

— Читала такое, — вздохнула Галка. — Не боись, о моих страданиях знают только три человека: я, ты и Джек. Для всех остальных я по-прежнему неунывающий капитан Спарроу… Еще один момент, братец: ты удивишься, но я тихо ненавижу этот образ. И тот карикатурный фильм с Джеком-Воробьем вовсе даже ни при чем.

— С каких это пор? — Влад и правда был удивлен. Неподдельно удивлен. Ему всегда казалось, будто Галке нравится кочевая жизнь и репутация грозной пиратки.

— С тех пор как не стало Моргана, — призналась Галка. — Но уже тогда было поздно дергаться, а сейчас и подавно. Помнишь, у Соловьева — Ходжу Насреддина побили за то, что он посмел разрушить миф о Ходже Насреддине? Я поняла, что если вздумаю отвалить в сторону, то наступлю на те же грабли. Бить меня, может, и не стали бы. Просто начали бы презирать, а я не хочу, чтобы братва меня презирала.