Елена Горелик - Не женское дело. Земля неведомая. Своя гавань. Лев и ягуар

— Не хотите ли вы сказать, миледи, что меня сознательно ввели в заблуждение? — сэр Чарльз, понимая, что в данном случае настаивать на прежней версии попросту глупо, перешел к единственно возможной теперь тактике — отступлению. — Я могу понять губернатора Массачусетса, ему было крайне неприятно узнать о случившемся, и он наверняка решил снять с себя всякую ответственность.

— Но при этом поставил в ложное положение полковника Линча и вас, — Галка усмехнулась: отступление — это хорошо, но и отступать надо грамотно. А сэр Чарльз, кажется, малость переигрывает. Правда, ее такое развитие событий вполне устраивало. — Эта бумага останется у меня, — мадам генерал снова хлопнула свернутым в трубочку гербовым листом по ладони. — На память о недоразумении, так сказать. А взамен я предоставлю вам вот эту бумагу.

И, небрежным жестом отправив английскую ноту в китайскую вазу, стоявшую на столе, Галка пододвинула к себе красную кожаную папку с тисненым республиканским гербом.

— Что это? — поинтересовался сэр Чарльз.

— Встречная нота протеста, как вы уже наверняка догадались, сэр. И давайте не будем тратить время на церемонии. Мы люди простые, хоть и не любим, когда нас пытаются держать за дураков…

— Нота протеста? — мистер Хиггинс ничуть не удивился, когда сэр Чарльз молча сунул ему эту бумагу. — Этого следовало ожидать.

— Какова наглость! — фыркнул господин посол. — Эта женщина осмелилась мне дерзить!

— Я вас предупреждал, сэр…

— Оставьте свое мнение при себе, Хиггинс! Меня оно волнует в последнюю очередь! — сэр Чарльз на этот раз просто вспылил и не придумал ничего лучше, чем выместить раздражение на помощнике. — Разве вы не утверждали, что эта дама в ответ на нападение у Серебряной банки в обязательном порядке ответит нападением на английские суда?

— Как раз я этого и не утверждал, — язвительно проговорил Оливер: наглость сэра Чарльза еще можно было терпеть, пока она находилась в разумных пределах. Но сейчас сэр явно хватил через край. — Я ожидал официальной бумаги, и вот она. Теперь имеется неприятный прецедент, и у нас развязаны руки в том, что касается каперов.

— Так действуйте, черт возьми, а не испытывайте на прочность мое терпение! — посол фыркнул, как рассерженный кот, и, хлопнув дверью, вылетел из комнаты.

«Боюсь, сэр, эта дама, которую вы до сих пор изволите недооценивать, преподнесет вам несколько весьма неприятных сюрпризов, — Хиггинс позволил себе сию ядовитую мысль, благо сэр Чарльз еще не научился угадывать, о чем думают окружающие. — Что же до меня, то я свою задачу выполню. Чего бы это мне ни стоило».

Никто не знал, были ли выстрелы у Серебряной банки первым отдаленным раскатом грома приближавшейся войны, или дело удастся уладить миром. Но мистер Хиггинс приехал сюда отстаивать интересы Британии. А каким способом он будет это делать — уже неважно.

«Война — значит война. Мир — значит мир. Но Англия в любом случае должна победить. В этом ее предназначение. А король… Что ж, если он изволит распускать парламент только потому, что лорды не выдали ему денег на новый „дурацкий поход“, затеваемый в отместку за предыдущий…»

Боже, храни короля! Ибо нет у него врага хуже, чем он сам.

— Да что ты там мудришь, Воробушек! Они сами сунулись, теперь пусть на себя и пеняют! Надо атаковать Порт-Ройял, и всех делов!

Андре Гранден, капитан большого фрегата, захваченного у испанцев два года назад и переименованного французским экипажем в «Беррийца», выразил, как показалось Галке мнение большинства. Порт-Ройял… Жирная дичь, но уж больно зубастая. И ядовитая. Налететь, пограбить и сжечь — много ума не надо. Зато последствия потом не разгребешь… К слову, Билли, Джеймс, Жером и Влад явно скептично относились к мнению, озвученному капитаном Гранденом. И их молчаливая поддержка вдохновляла Галку отстаивать свой план до конца. Какими бы неприятностями это ни было чревато, если капитаны все-таки упрутся.

— Откуда ты знаешь, Андре, может, они только этого и ждут? — улыбочка «генерала Мэйна» довольно редко излучала доброту и нежность, а сейчас и вовсе был не тот случай, когда уместны подобные чувства. — Порт-Ройял нам так или иначе придется навестить. Но сделаем мы это в тот момент, когда это будет выгодно нам, а не англичанам.

— А сейчас, думаешь, это выгодно именно милордам? — с сомнением поинтересовался Гранден. — Больно сложно. Не такие уж мы важные для них птицы, чтобы они затевали такие игры.

— То-то и оно, брат, что нас уже считают достойными подобных игр, — осклабился Билли. — Оно, может, кого и не обрадует — ведь если что, англичане пришлют сюда целую эскадру — но лично меня это устраивает. Значит нас признали!

— Да, признали, — сказал Влад. — Но теперь и нам придется играть по правилам для взрослых. Халявы, как в Алжире, где мусульмане, считай, не имели равноценного нам флота и армии, не будет.

— Вот именно. И раз к нам относятся серьезно, то и мы не должны пороть горячку. — Галка проговорила это так спокойно, будто «крутые разборки» с европейской державой случались у Сен-Доменга чуть не ежедневно и стали обычной рутиной. — Кто торопится, тот рискует наделать кучу ошибок, а для нас ошибка сейчас равнозначна смерти.

— Тогда выкладывай свой план, Воробушек, — голос Жерома заполнил собой всю комнату, хотя он говорил вполне даже спокойно и относительно тихо. — Не будем торопиться. Тут я с тобой согласен: погорячимся — потеряем все…

Буквально пару дней назад «тайный орден» собрался снова. Трое пришельцев из будущего и трое осведомленных об их истинном происхождении достаточно часто, насколько позволяли обстоятельства, обсуждали разные проблемы с точки зрения их тайного знания. Обычно это было сравнение происходящего с тем, что еще не успели позабыть из курса истории своего мира господа попаданцы. Но позавчера сбор состоялся по совсем другому поводу. И в расширенном, так сказать, составе: к шестерым присоединился седьмой.

Готфрид Лейбниц.

Герр Лейбниц вычислил истину в буквальном смысле математическим путем. Если раньше он лишь намекал на скорость, с какой в никому не ведомом Сен-Доменге вдруг стали объявляться различные технические и оружейные новинки, то тут он просто свел в табличку все сколько-нибудь значимые изобретения, сделанные за последние пятьдесят лет. И вышло, что по этой части островная республика за шесть лет сравнялась с Европой. Вот чего он долго не мог ни вычислить, ни даже просто предположить, так это настоящую причину такого прорыва. Все же герр Лейбниц нашел в себе мужество допустить невероятное, и в итоге оказался прав. «Бритва Оккама» в данном случае сработала идеально.