Андрей Жиров - Отступление

- Георгий Георгиевич! - вынырнувший из суматохи Юрий говорил быстрее, чем обычно. И на железном полковнике сказывалась общая нервозность. - Взрыв километрах в четырнадцати на шесть часов. Похоже, это...

- Это точка высадки, - твердо произнес вслух тяжелые слова Геверциони. Множество обрывков мыслей мгновенно пестрым калейдоскопом пронеслось в сознании генерала. И невольно внимание заострилось на одной из самых тяжелых. Георгий на миг замолк, а потом решительно добавил - Юрий, пригляди за Робертом.

- Есть...

- Увидишь по пути Ильина или Лазарева - передай, что они мне нужны, - добавил генерал уже в спину Фурманову. Тот только кивнул, продолжая бежать, высматривая по сторонам майора.

- Видите, лейтенант, - тяжело выдохнул Геверциони. Затем с усилием провел ладонями по лицу в тщетной попытке отогнать навалившуюся тяжесть и продолжил, через силу выдавливая слова. - Это не учения, это война... Рассказывайте все, что знаете о текущей обстановке.

- Я, товарищ генерал... Утром, накануне учений по всей стране прошло волной отключение вычислительных сетей, а так же большей части электроники. Если быть точным - в 2.37 по Москве, 4.37 - по местному. Следом вышли из строя электростанции. Параллельно перестала работать волновая связь: от телефонов и радио до ИОЭВМ [32] Информационно-обменный ЭВМ контур (или же просто 'Сеть') - советская международная альтернативная Интернету компьютерная сеть в данном варианте развития истории. контура и телевидения.

Некоторое время - до 4.55 - продолжала работать экстренная связь с Москвой - аварийный телеграф. За это время успели поступить лишь скупые общие данные, приказ не поддаваться на провокации и сохранять боевую готовность. Последним было сообщение о введении военного положения. На этом месте связь окончательно прервалась и больше ничего не поступало. Потом - полная тишина.

- Связь наладить пытались?

- Так точно. Своими силами проверили - оборудование полностью исправно. Но не работает. Эфир забит помехами по всем каналам.

- А человека людей не пробовали посылать в Сургут или Нефтеюганск?

- Не имею права - в условиях военного положения запрещено покидать объект. Кроме того, налаживать связь - задача вышестоящего...

- Да чтоб тебя! - в сердцах воскликнул Геверциони. К возмущению примешалась и горечь недавней потери. - Хреново воюем, лейтенант. Если за каждую буковку устава держаться, то дела будет мало. 'Ты - мне, я - тебе' - такая психология не для войны.

Успокоившись и ещё раз всё взвесив, Георгий только рукой махнул:

- А, ладно, забудь... Нет твоей вины. Просто уж очень обидно опять оставаться без связи и без информации. Кстати, не хочу тебя расстраивать, лейтенант, но, похоже, второй удар был как раз по твоему складу...

- Командир! - громкий, полный отчаяния мужской крик внезапно прервал Геверциони. Едва успев обернуться, генерал лицом к лицу столкнулся с запыхавшимся Чемезовым. И поразился, как горе за считанные минуты преобразило человека. Бежал по лесу, без оглядки: полушубок расхристан, на лице царапины, шапки как не бывало... Волосы взъерошены, неряшливо торчат во все стороны. С лица словно листва с деревьев сошел былой лоск - заострились черты, рваными линиями обнажились морщины. Даже всегда спокойные, сосредоточенные глаза выкатились, остекленели. На дне расширившихся зрачков тонкой рябью проблескивает, мерцает безумие. - Командир!... Она!... Разреши!... Я!...

Губы майора тряслись. Он проглатывал окончания слов, словно захлебываясь их тяжестью. Но слишком сильный пожар бушевал в груди Роберта - не в силах выразить, выплеснуть жар словом, призвал на помощь жесты. Схватив Геверциони за воротник, Чемезов просил, требовал, умолял. И все время просительно заглядывал генералу в глаза.

Пару секунд Геверциони молча выслушивал низвергающийся из уст Роберта поток боли и гнева. При этом лицо генерала становилось все более мрачным. И наконец он не выдержал. Широко размахнувшись, Георгий гневно выкрикнул: 'Роберт! Приготовься!' - и, когда тот от неожиданности на миг замер, почти без жалости, от души ударил майора в челюсть.

Чемезова отбросило на пару метров. Пропахав глубокую борозду, майор заехал лицом в сугроб. По-прежнему прячущиеся вдоль берега десантники во все глаза наблюдали за происходящим. Откуда-то из опаленных далеким заревом сумерек выскочил запыхавшийся Фурманов, да так и застыл.

В гнетущей тишине, под прицелом сотен внимательных взглядов Геверциони решительно двинулся к лежащему на земле Роберту. Тот успел приподняться на локтях и лишь непонимающе глядел на генерала. В глазах Чемезова однако больше не осталось ни следа от былого помешательства - только боль и растерянность. Подойдя вплотную, Геверциони вновь внимательно посмотрел майору в глаза. А затем внезапно горько дернул уголком рта и присел рядом на корточки.

- Прости, Роберт, это лишь малое, что я мог для тебя сделать, - не отводя взгляда, сказал Георгий и протянул лежащему руку. - А теперь вставай. Мы идем за ними.

- Спасибо... - благодарно кивнул Чемезов. В уголках глаз мелькнули предательская влага, но майор волевым усилием погасил в себе эту слабость. Не позволил никому, кроме генерала больше смотреть на его позор. Крепко сжав протянутую руку, Роберт мощным рывком поднялся на ноги.

- Генерал... - осторожно шепнул на ухо Геверциони как всегда осторожный Фурманов. - Вам нельзя сейчас...

- Нет, ты не понимаешь, Юра... - тихо ответил Георгий. - Только так и можно. Даже если забыть, что Алиса наш товарищ, остается еще долг перед людьми. Груз совести.

- Не понимаю... - удивленно ответил полковник.

- Там сейчас адмирал Кузнецов. Если я отправлю туда людей, а сам останусь, это могут воспринять как намеренное желание узурпировать власть, избавиться от конкурента.

- Вы это серьезно?

- Я ведь не говорю, что так подумают. Но в трудный момент именно такие сомнения могут оказаться решающим камнем на чаше весов. Я не могу позволить себе игнорировать это. Потому мы вместе с Робертом, десантниками и медиками возвращаемся, а ты остаешься здесь.

- Куда собрался, генерал? - резко спросил появившийся из темноты Ильин. Рядом с ним стоял сосредоточенный, угрюмый, словно туча, Лазарев.

Оставив основную часть бригады обустраиваться лагерем на ночь в шести километрах от узловой станции, Геверциони вместе со взводом добровольцев отправился обратно. Метель утихла: уже не хлестал в лицо со страшной силой вихрь острых снежных хлопьев. На небе не следа от былого вороненой пелены - лишь редкие лоскуты продолжали лениво дрейфовать, качаясь на уставших крыльях ветра. Тьма отступила. Уставшие, измотанные до предела люди наконец-то увидели в лилово-черной дали исходящий белым сиянием лунный серп. И звезды - миллионы, бесконечные миллиарды крошечных огоньков...