Андрей Жиров - Отступление

Впрочем, может быть, все не так и плохо - ведь время никогда не ошибается. И может быть уже пора отпустить в прошлое век пламенных бойцов Революции и Великой Войны? Оставить в покое память, отдав почести, и предоставить новому поколению формировать свои традиции, свои устои? Кто-то - многие - думает так. Но для Кузнецова этот вопрос не стоял и не будет стоять. Компромиссов в вопросах нравственной чистоты адмирал не приемлет, поскольку не представлял, как чистое может оставаться таковым ... не полностью? Нет! Или-или. Третьего не дано.

Увы, однако сейчас отчитаться за оплошность не перед кем - да и придется ли когда? Потому Кузнецов и пришел к своеобразному консенсусу: устроив себе выволочку, по-максимуму сосредоточиться на работе. В этом нельзя отрицать ползу от произошедшего: теперь, пускай и на время - ведь человеческий характер не изменит, - но душевные терзания отброшены, забыты. Прежде всего - дело. Дело, дело...

Все внутренние терзания заняли от силы пару секунд. Но по истечении этого краткого - а для Вечности и вовсе невидимого - промежутка Кузнецов успел вновь стать тем, прежним адмиралом. Офицером, командиром - настоящим. Во всяком случае - сделал всё возможное. И теперь уже второй взгляд на незнакомца вышел более внимательным.

Первое, что Александр понял: незнакомец - хозяин дома. Красноречивей всего выдали привычки. За столом человек сидел привычно, удобно устроившись. Словно за который десяток лет привык сидеть именно там и именно так. Всё в расслабленной позе выдавало устоявшиеся традиции: небрежно легшие на стол локти, слабый перебор пальцами по столешнице, небрежно закинутая на колено нога...

Но вот черты... Черты оказались совсем не располагающими. Сперва, увидев иконы и длинные зубастые ряды книжных стеллажей, Кузнецов ожидал увидеть кого-то сродни благообразному старцу-затворнику. Сработал на подсознательном уровне стереотип: длинная, седая борода, морщинистое сухое лицо и бездонные лазурно-серые глаза в тени наивно приподнятых бровей. Конечно, такой образ скорее следует искать в сказке, чем реальной жизни. На деле же хозяин оказался вовсе не похож. Никакой бороды, бакенбард или усов вообще растительности на лице - абсолютно чистый, до синевы выскобленный подбородок, щеки. И все черты строгие, прямые - не потеряли и грана твердости несмотря на возраст. А возраст-то немалый... Шестьдесят, не меньше. Все под стать этой простой твердости - родственной духу дома и сурового края: стрижка короткая, простая, но не до безликости - всё ещё сильные седые волосы гордо лежат на пробор. Морщин почти нет - кожа чистая, светлая, хотя и заметно суха. Ну а те, что есть морщины, словно нарочно глубоки, остры - выставлены напоказ. Редкие глубокие, словно шрамы, они охватывают обручем высокий открытый лоб, разграничивают губы со впалостью щек, крепко держат оборону вокруг чуть запавших глаз.

И глаза эти внимательные... Острые, умные - видно сразу. Так и цепляют, держат на прицеле. Кузнецов привык оценивать людей в первую очередь по глазам. Не на лбу или ещё где отражаются образование, да и вся суть человека. Всё в глазах - только умей прочитать. Пускай не найдешь прямых ответов, но точно узнаешь по глубине: есть ли что искать в омуте или же за зеркалом вовсе дно. А у незнакомца глаза очень непростые. Вроде бы взгляд расслабленный, небрежный, но цепляет моментально. И темно-карий, почти черный цвет лишь добавляет остроты, глубины.

И при всём неизвестный отнюдь не произвел угрожающего впечатления, вовсе наоборот - не только внешне, но и внутренне кажется весьма доброжелательным. Хотя и излишне мрачным. Что, впрочем, неудивительно для человека на двадцать-двадцать пять лет старше самого Кузнецова. Когда возраст под семьдесят, а дом дышит одиночеством, поневоле как не стать угрюмым. Ведь такое одиночество неспроста.

Впрочем, мрачность мрачности рознь. Так некоторые, не умея скрыть истинной сути, часто вопреки лишь на первый взгляд производят неверное впечатление. Но уж после истина открывается. А уж тех, кто по профессии обязан видеть людей насквозь и вовсе трудно провести. Кузнецов буквально с ходу определил, что за внешне угрюмым обликом скрывается хороший человек. Только точит изнутри какая-то грусть, застарелая боль.

Между тем Алиса, тоже не сразу заметившая появление третьего, отреагировала красноречиво: со счастливой улыбкой легко поднялась на ноги - благо руку Кузнецовы высвободил - сделала несколько шагов к центру комнаты.

- Александр, познакомься. Вот и сам хозяин дома, приютивший нас - Юрий Николаевич Поджига.

- Добрый день, Юрий Николаевич, - приподнявшись на локтях, Кузнецов кое-как повернулся в сторону стола. Потому что попытка встать потерпела фиаско. Обнадежившая несколькими минутами ранее легкость оказалась обманчивой: пускай боли не осталось, но и сил тоже не было. - Рад представиться: Кузнецов Александр Игоревич, вице-адмирал ВКФ...

Здесь Александр невольно запнулся. Какой же он теперь адмирал? Корабль потерял - причем даже не зная, что произошло, какими стали последние минуты 'Неподдающегося'. После потерял людей - так же бездарно, глупо. Вот и весь адмирал - только звезды на плечах и остались...

- Адмирал, значит? - усмехнулся Поджига. Усмешка вышла сардонической, да и голос насквозь печальный - А не боишься так громко? Все-таки мало ли что?

Кузнецов понял, что в словах этих нет угрозы, ни даже насмешки - просто прямота одиночества, когда отвыкаешь витийствовать и речь приобретает характер некоторой жестокости. Потому, отвечая, Александр и не подумал оскорбляться :

- Не боюсь, Юрий Николаевич. Я советский офицер и не считаю, что этот факт можно при каких бы то ни было обстоятельствах считать постыдным. А что до разумных опасений, то, полагаю, о звании вы и так наслышаны. Если не от Алисы, то уж погоны всяко сумели. И давно бы оповестить успели кого следует, нет?

- Так, да не так... - хозяин дома неопределенно покачал головой. - Жена, в отличие от тебя, молчала. Да и погон-то нет. Шинель и китель и вправду армейские, только знаки все спороты. А без них мало ли что за человек? Военные сейчас со складов замерзающим и одежду, и припасы раздают, так что...

Пока Кузнецов осмысливал услышанное, Алиса с некоторым наигранным негодованием возразила:

- Никакая я не жена, с чего вы взяли, Николай Юрьевич?!

'Вот так... Даже погон не осталось... А это что? Не жена? А при чем здесь это вообще? Откуда это взялось? - несколько секунд Александр вдумывался в слова. А потом словно обухом по голов ударила память. - Точно! Ведь старик же сказал!'

- Не жена, стало быть? - с усмешкой процедил меж тем Поджига - Не успел, значит? Ну тогда невеста. Тут не в имени дело, а в сути.

- Да что вы... Что вы говорите то?! - вновь принялась возражать Алиса. И, словно в немой просьбе о поддержке, обернулась к Кузнецову. Но адмирал не заметил - слишком точным оказался выпад. 'Сразу всё понял! Но зачем говорит? Издевается, шутит? Нет... Не станет он - не такой человек, сразу видно. Да и я не мальчик... Значит что-то подразумевает...'. Думая так, адмирал внимательно выдерживал взгляд хозяина, пытаясь разгадать мотив. Впрочем, загадка-то проста. И, продолжая вполне откровенно, Поджига произнес как ни в чем не бывало: