Людмила Белаш - Имена мертвых

— Пожалуй.

— Аньес, розовый нектар.

— Слушаюсь.

— И принесите телефон, Аньес.

— Сейчас, сьорэнн.

Клейн спокойно смотрел, как Марсель набирает номер.

— Алло, Лолита?

— О! девочка моя, ты где?! — возопила трубка, а Марсель скосилась на Клейна; тот отрицательно покачал головой — не называйте место.

— Я в безопасности, Лолита.

— Что случилось с тобой и с доктором?! ты знаешь, что он в больнице?

— Да, знаю…

— Он так перепугался? или опять кто-то вмешался?

— М-м-м… это не телефонный разговор, я расскажу потом. Но ты не связывайся с ним и ничего ему не говори, хорошо?

— Будь по-твоему… Ты приедешь к нам? мне кажется, тебе лучше пожить у нас.

— Приеду, когда смогу — я обещаю. А пока… у меня есть дела.

— Ладно, — Лолита была недовольна ее скрытностью, но выспрашивать не стала. — Надеюсь, ты будешь благоразумна, сердце мое. И постарайся, чтобы мы не боялись за тебя — звони, сообщай о себе. Мы договорились?

— Ну конечно, Лоли. Целую тебя. Передай привет Ане-Марии. Чао!

Уже явился розовый нектар в кувшине цвета золота, и Аньес разлила его в стаканы и удалилась.

— Граф сам его готовил, — отрекомендовал напиток Клейн, — говорит, что из лепестков роз…

«И с маковым соком… — домыслил он, — Граф у нас еще и токсиколог; зря, что ли, на диверсанта учился…»

Марсель попробовала — чудный запах, нежный вкус — восторг!

— Давайте поговорим, Клейн.

— Охотно.

— Вы — если память не изменяет — обещали помочь в случае чего. Поможете?

— С удовольствием.

— Тогда ответьте — надолго хватит моего заряда?

— На двадцать семь часов и двадцать одну минуту, — сверился с часами Клейн.

Легкость ответа обескуражила Марсель, а зловещие цифры ее не огорчили — видимо потому, что ПОКА они для нее ничего не значили.

— А потом?..

— …надо снова заряжаться.

— Опять на три дня?

— Это лучше узнать у профессора. Мы с графом заряжаемся на три, иногда на четыре месяца. Все зависит от режима, в каком работает инкарнатор.

Марсель успокоилась. Уверенно и правдоподобно сказанное всегда снимает напряжение.

— А если я не захочу подзарядиться?..

— Это было бы очень странно.

— Вроде самоубийства, да?

— Да. Я бы не советовал.

— Что же будет тогда?

— Развоплощение.

— Оно наступит сразу?

— Нет. Обычно мы не дожидаемся развоплощения, а… как сказать?., упреждаем его. Умираем раньше, чем кончится заряд. Знаете, гораздо лучше отчалить, пока бьется сердце.

— И как вы умираете?

— Молча. Поскольку мы это делаем по очереди, один другому вводит в вену оксабутол, а еще лучше — гексилин.

— Смертельную дозу?

— Разумеется. В два-три приема, чтобы судорог не было.

— Неплохо, — одобрила Марсель.

— Для случайных потерь заряда есть резервный инкарнатор, а для перезарядки — у каждого свой. К этому времени он уже в режиме; пока один лежит в морозилке, другой налаживает…

— В морозилке?

— Да, в морозильной камере. Труп охлаждается, чтобы не тратить энергию на повторное воплощение.

— То есть без охлаждения тело разлагается?

— Не совсем так — оно принимает тот вид, из которого было воплощено. Кости, труха…

— Слушайте, но то, что вы делаете, — большое открытие.

— Профессор считает, что этим занимались и раньше — в Индии, в Тибете, — но тогда это была кустарщина.

— А зомби? вуду на Гаити…

— Вот это и есть кустарщина. Детские игры. Нет данных о том, чтобы кто-то добился полного воплощения, как наше с вами. У вудуистов получались куклы.

Марсель потянулась к стакану — Клейн поспешил его наполнить.

— Я поняла… а какую роль приготовили мне?

— Не роль, — с оттенком укоризны промолвил Клейн. — Мы обслуживаем инкарнаторы, то есть сами себя.

— И больше никого?

«Откуда у вас такие деньги?» — слышалось в ее вопросе.

— Только себя, — в ответе Клейна ясно звучало: «А это тебя не касается».

— Я не разбираюсь в электронике.

— Мы тоже университетов не кончали. За инженера у нас профессор, а мы — технари-наладчики.

— И меня в технари приглашаете?

— Вообще-то, есть смысл чинить машину, от которой живешь.

— Но я собираюсь стать дизайнером.

— Одно другому не помеха.

— А как насчет документов? ведь я пока вроде бы не существую.

— Это сложно, но можно. Аник разработал вам биографию…

— Уже?!

— …и не одну, а несколько — на выбор. Какая больше понравится.

— Любопытно… можно взглянуть?

— Вы собирались ехать…

— Клейн, — Марсель состроила гримасу досады, — что вы цепляетесь к словам?

— Нет, если вы всерьез…

— Ну перестаньте!

— Бумаги в кабинете графа. Вход туда свободный.

Кабинет любовника герцогини был строг и прост, но вместе с тем уютен. На полках — чего только нет; книги по цветоводству, по радиотехнике, оружейные каталоги. Марсель погрузилась в мягкое кресло на роликах; Клейн поста-. вил рядом стакан, повернул удобней лампу на гибком кронштейне, чтобы сьорэнн могла читать.

— Граф неплохо живет! А у вас есть вилла, Клейн?

— Да, маленький домик, к югу от Дьенна. — Клейн взял со стола папку из искусственной шагрени, раскрыл, полистал: — Вот посмотрите, ваши варианты.

«Вот тебе бумага, вот авторучка — пиши, Аник».

«Здрасьте, я что, писатель, что ли?»

«Безделье — это болезнь, — поучает Герц, — а писание развивает ум и руку. Софер, то есть писец, — почтенное занятие; текст, наносимый на бумагу, — отражение разума и памяти, сохраненное на будущие времена…»

«Во завелся!..» — томится Аник, машинально трогая ладонью голову — как там волосы? растут. Вроде травки весной на лужайке — остренькие и коротенькие.

«…и то, что ты записал, перестает тяготить память. Пиши все, что помнишь, — о жизни, о детстве, о поступках…»

«А надо — о поступках-то? У меня этих поступков — чертова кошелка с гаком…»

«Надо. Ты должен понять их и избавиться от них, выбросить из себя в рукопись. Часто человек не понимает самого себя, поскольку не находит верных слов, которыми можно назвать то, что он делает».

Первые листов двадцать заполняются довольно-таки бессвязными отрывками, полными старояпонского очарования «Записок у изголовья» Сэй-Сенагон: «У нас был кот Цезарь, он был вор»; «В нашем доме было шесть этажей, и на всех этажах жили шлюхи». Аник морщил лоб, вымучивая по несколько твердых строчек, которые объединяла куцая, по-детски простенькая тема.

«Да лучше я словами расскажу! вы слушать будете?»

«Проговаривай вслух и записывай».

«Три листа напишешь, — дает Клейн задание, — и тогда еду получишь».

«Выкинь на помойку! К свиньям эту писанину, если не заплатите. В газете, говорят, репортеру по семь тыщ талеров за лист дают».

«Проснись, когда это было? За три листа — пятерку».