Влад Вегашин - Иная вера

А еще был Гранд, и как раз с ним оказалось проще всего. Они встретились в тот же вечер, когда Ветровский приехал к Алику…

– Алькано, ты у себя? – спокойно спросил Алик, взглядом прося Стаса молчать. – Хорошо. Ты не мог бы спуститься ко мне? Нет, я еще в кабинете. Да, сейчас. Это важно, правда. Спасибо. Я жду.

– Ты уверен, что это хорошая идея? – тихо осведомился Ветровский.

– Я неплохо знаю твоего друга и считаю, что могу с полным правом называть его и своим другом тоже, – с улыбкой ответил Гонорин. – Подготавливать его к встрече бессмысленно, оттягивать встречу – только подливать масла в огонь. Лучше так.

– Тебе виднее, – Стас склонил голову, стараясь не замечать, что Алик нахмурился при виде этого жеста. Алик вообще очень нервно реагировал на каждую демонстрацию его, Аликова, превосходства.

Оставшиеся до прихода Алькано минуты прошли в молчании.

– Звал? – просунулась в приоткрывшуюся дверь лохматая голова, вид которой мгновенно пробудил в памяти Стаса мгновения, которые он, казалось, давно уже забыл.

– Да. Хотел тебе кое-кого…

В этот момент Гранд увидел Ветровского. В его глазах отразились десятки самых противоречивых эмоций – от сумасшедшей радости до почти что ненависти – а потом испанец быстро пересек кабинет и остановился, не дойдя одного шага до потерянного несколько лет назад друга.

– Стек, – жестко произнес он, глядя ему прямо в глаза. – Ты вернулся.

Стас отвел взгляд.

– Да, – тихо ответил он. – Вернулся.

– Это хорошо, – хладнокровно сказал Гранд.

А потом ударил – коротко, без размаха, но сильно. Стас отшатнулся, машинально прижимая ладонь к разбитой губе, а Гранд отступил на шаг, окинул визави долгим взглядом, резко развернулся на каблуках и вышел.

– …показать, – договорил Алик вслед Алькано.

– Ты все еще считаешь, что это была хорошая идея?

– Да. Поверь, я его знаю. – По губам Гонорина вновь скользнула мягкая улыбка.

– В любом случае он прав. Это еще самое меньшее, что я заслужил, – с горечью сказал Ветровский.

– Стас, я, конечно, не могу встать и дать тебе по морде с другой стороны, но зато я вполне в состоянии запустить в тебя, к примеру, прессом для бумаг. Я уже наслушался твоего «виноват, виноват, виноват» и больше не хочу. Ты вернулся – этого довольно.

Через несколько минут, вновь прошедших в лишь единожды нарушенной щелчком зажигалки тишине, дверь опять открылась. Гранд быстро вошел, пинком закрыл дверь, поставил на стол бутылку водки и три стопки.

– Закуски не нашел, – как ни в чем не бывало, сказал он.

Ветровский, не говоря ни слова – во-первых, от изумления, во-вторых, он все равно не знал, что можно было бы на такое сказать – полез в свой рюкзак за последним кольцом домашней колбасы.

Алькано наполнил стопки до краев, небрежно накромсал колбасу.

– С возвращением, – улыбаясь, сказал он.

Чокнулись, выпили, закусили.

– А теперь – рассказывай, – потребовал испанец.

И Стасу почему-то оказалось совсем нестрашно выполнить это пугавшее его еще несколько минут назад требование.

Да, с Грандом оказалось на удивление просто. И Ветровский прекрасно понимал, что с остальными ему так не повезет. Да и не заслужил он всего этого! Ни понимающей улыбки Алика, ни прощения орденцев, ни тем более – этого удара, снявшего с него большую часть вины перед Алькано. Стасу до сих пор было интересно – понимал ли сам юный испанец, что он сделал? Имея право не простить, он имел право также и на месть. И он отомстил – съездил старому приятелю по физиономии, поставив тем самым жирный крест на всех обидах.

– Стас, мясо стынет! – окликнул его Алькано.

– Спасибо, – сказал Стас, машинально взял протянутый шампур, машинально же начал есть, не чувствуя вкуса. Его план, выглядевший таким безупречным и идеальным еще пару часов назад, теперь казался глупым и смешным. Но за неимением другого…

Расправившись с шашлыком, Ветровский подошел к костру. Установил треногу, повесил над огнем наполненный вином котелок. Пока вино нагревалось, он нарезал яблоки и апельсины, вытащил из кармашка рюкзака приправы.

– Глинтвейн? – удивился Алик, подъезжая чуть ближе.

– Ага.

– Ты же вроде всегда был категорически против алкоголя на собраниях Ордена, не считая символического бокала вина на человека в честь каких-нибудь особых событий?

– Во-первых, глинтвейн – это уже не совсем алкоголь. Да и холодно сегодня, никому не помешает согреться. А во-вторых… Алик, я, наверное, глупость делаю, но ничего умнее этой глупости мне в голову не лезет. А делать что-то надо. И пусть лучше будет глупость, чем ничего, – заключил он.

– Хорошо, как скажешь. В конце концов, я просто поинтересовался.

Дождавшись момента, когда вино почти что закипело, Стас быстро снял котелок с огня, положил фрукты, мускат, корицу и гвоздику, накрыл крышкой – пусть настаивается. Потом отошел чуть в сторону, жестом поманив за собой Гранда.

– Что-то придумал? – поинтересовался тот, с интересом глядя на мешок, который Ветровский держал в руках.

– Еще не знаю. Но если все получится – мне будет нужна твоя помощь.

– А если не получится?

– Тогда вы без затей выпьете глинтвейн без меня.

– Значит, получится, – пожал плечами испанец. – Что я должен сделать?

– Если все получится – перелей глинт сюда и дай мне.

– А как я пойму, что все получилось?

– Поверь, ты не спутаешь.

– Ты, главное, сам не спутай, – хмыкнул Гранд, забирая мешок. Открыл, заглянул, удивленно присвистнул. – Однако! Интересная вещица.

– Мне тоже нравится. Если что – останется у вас, думаю, найдете ей применение.

– Стек, уйми свои пораженческие настроения, – Алькано поморщился. – Давай, вали, и делай, что должно.

– И свершится, чему суждено, – с усмешкой закончил Стас.

– Именно.

Оставив Гранда, молодой человек отошел на десяток шагов, сел на чуть влажную землю, закрыл глаза, глубоко вдохнул. Теперь самое главное – не ошибиться. Не попытаться сказать что-то так, как хотелось бы, а не как есть. Не попробовать невольно себя оправдать. Не солгать ни словами, ни чувствами, ни взглядом. Шанс только один, и другого не будет больше никогда.

Через пятнадцать минут Стас вернулся к костру. За время его отсутствия что-то неуловимо изменилось. Казалось, атмосфера достигла пика напряжения, воздух едва не искрился от накала эмоций. Едва Ветровский появился на поляне, все, кто сидел, поднялись на ноги, кто стоял – просто подошли ближе, встав полукругом перед Стасом. В стороне остались только Алик, не тронувшийся с места, и Гранд, занявший пост у котелка с глинтвейном.

Вперед выступил Галль. Он был очень бледен, только на щеках неестественно-яркими неровными пятнами полыхал румянец, но решительный взгляд и сжатые губы ясно давали понять серьезность его намерений.