Даниэль Дакар - Игра королей

— Госпожа ничего не ест, — укоризненно заметила Цинчжао.

— Я думаю. Кажется, я сделала то, чего мне делать ни в коем случае не следовало, и как теперь разгрести последствия — ума не приложу.

Вероятно, не стоило откровенничать с дамой, чье положение при персоне Лин Юань, как понимала Мэри, соответствовало чему-то среднему между ее собственной должностью и должностью Северцева. Но когда в качестве альтернативы собственное отражение в зеркале…

— Прошу меня простить, но я не понимаю, что беспокоит госпожу. Быть даже наложницей такого человека — огромная честь, а ведь речь идет о большем!

Мэри откинулась на спинку стула и снизу вверх пристально посмотрела на стоящую Цинчжао.

— Я не спрашиваю, почему ты считаешь произошедшее честью для меня — мы в Бэйцзине. Но мне до смерти интересно, откуда ты знаешь, о чем идет речь.

Расшитые золотом шелка одеяния зашуршали в тишине, когда девушка с достоинством поклонилась:

— Госпожа позаботилась о том, чтобы ни один сканер не мог подслушать ее разговор с господином. Но я была уверена, что фейерверк привлечет внимание госпожи, поэтому заблаговременно спряталась на навесе террасы. Надеюсь, госпожа не сердится: такова моя служба.

— И моя.

— Я знаю, госпожа. И позволю себе замечание, которое госпожа, надеюсь, не сочтет слишком уж дерзким. Мужчина и женщина, чье предназначение — быть вместе и дополнять друг друга, как Инь дополняет Ян, не всегда встречаются в реальном мире. И если уж они встретились, отказ от столь великого дара приведет к одним лишь бедам. Не может быть счастлива страна, правитель которой несчастен. А господин видит свое счастье в госпоже, иначе не сказал бы того, что было сказано. Пусть госпожа подумает об этом, если уж ей так необходимо думать вместо того, чтобы спокойно позавтракать.

Сказать, что Мэри не выспалась, было никак нельзя, поскольку за прошедшую ночь она не спала ни единой минуты. Поэтому всю дорогу до «Благоденствия» она продремала в разложенном почти в горизонталь роскошном кресле транспорта, предоставленного наследнику российского престола и его свите. Неглубокий, тревожный сон не принес облегчения: на борт «Москвы» она поднялась с тяжелой головой и в самом скверном расположении духа.

Несколько успокаивал ее, пожалуй, лишь тот факт, что и Константин, и проводивший их до самого «Благоденствия» Тохтамышев, и, что немаловажно, лейб-конвой вели себя так, словно ничего не случилось. Может, еще и удастся выкрутиться: когда мысли соберутся, наконец, в кучку. Однако собирать их следовало в спокойной обстановке, так что в кают-компании Мэри пробыла совсем недолго, и в самом начале разгона перед прыжком отправилась к себе.

Что-то не нравилось ей, давило на плечи, покалывало за грудиной, но она никак не могла определить источник тревоги. Разве что только утверждать с большой долей уверенности, что означенная тревога относится к разряду «старых» и не имеет отношения к событиям последних двух суток. Северцев, которому она кивнула, вставая с уютного дивана, вышел вслед за ней, и к дверям ее апартаментов они подошли одновременно.

И как только («После вас, сударыня!») Мэри вошла в каюту, запах жареного стал таким острым, что больше всего напоминал сейчас гарь. Острую, с кислинкой. Масло так не горит. Так горит порох.

Громоздящиеся поблизости от шкафа кофры с багажом были тут совершенно ни при чем, опасность исходила не от них. А откуда?

Жестом указав Сергею на одно из кресел, Мэри прошлась по не занятому мебелью и багажом пространству, прислушиваясь к своим ощущениям. Хуже всего было как раз рядом со шкафом, хотя от багажа угроза исходить не могла: его она паковала собственноручно, не доверив сие важное действие никому.

Когда-то, лет тридцать назад, Генри Морган (тогда еще майор) учил свою юную сотрудницу, что подбросить при наличии должного уровня подготовки могут что угодно, когда угодно и куда угодно. Избежать этого (если уж недоброжелатель поставил себе такую задачу) практически невозможно, а вот минимизировать риск может и получиться. При условии, что касательство к личным вещам имеет только их владелец.

Так что наряды (старые и новые) Мэри укладывала сама. И уж конечно, отправляясь в Бэйцзин, она не оставила в каюте ни своего оружия, ни положенных ей по должности приборов. И дверцы шкафа, равно как и ящики стола, заблокировала личным кодом. Береженого Бог бережет.

Черт, да что ж такое с этим проклятым шкафом?! Она уже протянула руку к дверце и тут увидела. Точнее не увидела. Крохотный, совершенно незаметный (если не знать, что он существует) маркер на правой дверце исчез.

— Тревога, Сережа, — тихо, буднично произнесла она. — Кто-то лазил в мой шкаф. Причем, что интересно, моя кодировка этого деятеля не остановила. Найти он там не мог ничего, но что-то же ему понадобилось внутри?

Распрямившейся пружиной Северцев взвился из кресла, загораживая Мэри собой и решительно тесня ее к выходу.

— Постой, — бросила она, послушно пятясь. — Плохо не то, что туда влезли, плохо, что мы не знаем, кто и зачем. Взломать мой личный код… вот что. Второго надо срочно перевести на «Зоркий». Свяжись с Максимовым: пусть отравняет скорости и бросит стыковочный шлейф. Константину Георгиевичу я сейчас все объясню.

Она тронула сенсор на браслете коммуникатора: сначала привычно-легко, потом решительно и с силой. В клипсе царила тишина.

— Связи нет, — напряженно произнес Северцев. — Ни с кем.

— Тогда — ногами, Сережа, и быстро, быстро, отсеки, надеюсь, не перекрыты…

Мэри сделала шаг назад, нащупывая открывающий дверь сенсор. Створка поехала в сторону, чувство опасности громыхнуло в голове горным обвалом, и она еще успела увидеть ослепительную вспышку перед тем, как взрывная волна вынесла ее в коридор и со всего маху приложила о переборку.

Сознание возвращалось медленно и неохотно. Вокруг суетились, кричали, кто-то невидимый (она боялась открыть глаза, не будучи уверенной, что они на месте) стаскивал с нее некий тяжелый предмет. И этот предмет ей совершенно необязательно было видеть, чтобы понять, что это. Или — кто.

Почему-то мысли, неуклюжие, словно плавающие в киселе, твердо решили заняться семантическим разбором. Человека предметом именовать не следует, но только до тех пор, пока он живой. Соответственно, человек — «кто». А если речь идет о трупе? Хорошо, труп — предмет. И он — «что». А если имеется в виду труп человека, которого ты знаешь… знала? Как тогда? Сережка Северцев, друг, Борькин крестный — он сейчас предмет или как?

Завывала сирена, чьи-то руки ощупывали ее… странно ощупывали. Не там, где, по идее, должны были бы. Собственная рука казалась непослушным, никчемным, не принадлежащим ей придатком, но Мэри все-таки сумела принудить ее действовать, перехватив шарящие на поясе под жакетом пальцы.