Андрей Попов - Солнечное затмение

Всюду, где располагались части франзарской армии горели костры, костры и еще раз костры... Ибо в черной вселенной искусственный огонь был единственным источником света, равно как и единственным признаком наличия в ней некого разума.

А англичане вдруг начали действовать...

Альтинор хлопнул дверью своего дома, который он недавно купил в одном из кварталов великого Нанта. Подоспевший Робер, слегка заспанный, как обычно, и слегка испуганный, принялся расстегивать плащ своего господина.

-- Сьир герцог, вы так долго были заняты важными государственными делами, что ваш попугай от скуки перестал сквернословить и стал громко читать молитвы.

Шутки Робера всегда были неудачны и вызывали на лице Альтинора лишь сардоническую ухмылку. Горацций важно восседал на жердочке, выставив свой единственный зрячий глаз в сторону потолка. Там запутавшаяся в паутине муха отчаянно жужжала и пыталась вырваться из плена. На появление хозяина Горацций не обратил ни малейшего внимания. Он почесал клювом перья, расфуфырил хохолок, что-то пробурчал и вновь уставился на муху-великомученицу. При этом шея его была неестественно вывернута, а ненужный, давно ослепший глаз мертвым взором водил по пустоте.

-- Друг мой Горацций! -- старший советник распростер руки для объятия с любимой птицей, но попугай фыркнул и клюнул его в ладонь. -- Ах да, совсем забыл! -- герцог вытащил из кармана горсточку каких-то зерен и услужливо протянул их к пернатой голове.

Горацций опять вывернул шею, чтобы проверить рабочим глазом, достойны ли эти зерна его нежного чувственного желудка. Оказались достойны. И он принялся их неспеша клевать. А Даур Альтинор, словно лакей, вынужден был все это время стоять с протянутой рукой. Последние несколько зерен все же просыпались на пол -- прямо из клюва. Попугай гневно посмотрел на герцога и закричал:

-- Люби твою мать!! Какой кош-шмар-р! Кош-шмар-р-р!

Герцог ласково погладил птицу по макушке.

-- Ну-ка, Горацций. Изреки еще что-нибудь.

Горацций не заставил себя долго упрашивать. Он потоптался на своей жердочке и громко произнес:

-- Вокр-руг одни придур-р-рки! Придур-р-рки!

Когда попугай голосил, его шея была вытянута, голова постоянно кивала в ритм вылетающим словам, а полураскрытые крылья парили в пространстве. Если отключить звук и посмотреть на него со стороны, то возникнет обманчивое ощущение, будто птичка мило поет о чем-то неземном, возвышенном и слезном...

-- Придур-р-рки!

Робер подхалимно заметил:

-- Господин, ваша птица -- выдающийся философ.

-- Кстати, Робер, у меня к тебе разговор.

-- Весь во внимании, сьир герцог.

Альтинор расположился в кресле и кивком дал понять слуге, чтобы он тоже присел.

-- Только о нашем разговоре никому!

Робер прикрыл свои пухлые потрескавшиеся губы ладонью. Он всегда глядел на Альтинора тем же взором, каким смотрит преданная собака, виляющая хвостом и каждый миг пытающаяся угадать, что у хозяина на уме. Робер даже копировал его походку, жесты, некоторые крылатые выражения, чтобы во всем уподобиться своему господину. Бывало, придет в их дом какой-нибудь незнакомец, и первое время Робер, не зная, как с ним разговаривать, в замешательстве поглядывает на Альтинора. Если герцог беседует с гостем ласково, то и слуга извивается перед ним как лиана. Если же герцог надменен и строг, то Робер еще пуще хозяина начинает кричать на пришедшего и сверкать своими красными от хронической болезни глазами. Он был предан Альтинору в той же степени, как смерть предана избранному ей покойнику...

-- Ты знаешь, что англичане захватили Ашер?

Робер всплеснул руками.

-- Ох, горе-то какое, сьир герцог! Какое горе!

Старший советник нахмурил брови. Слуга мигом изменился в лице.

-- Ой, радость-то какая, сьир! Какая радость!

Альтинор потер ладонью свою небритую щетину. Его взгляд выражал глубокую озабоченность. А Робер подумал, что господин попросту желает обрести надлежащий вид. Он уже готов был отправиться за служанкой, но вспотевшая рука легла ему на плечо.

-- Стой... Я еще не все сказал. Там, в городе, находится Дианелла, племянница короля. Понимаешь?

Понимать-то Робер понимал, но вот сообразить никак не мог. Его физиономия приняла типичное именно для него выражение: рот слегка приоткрылся, глаза прищурились. Робер ошибочно полагал, что именно такое изваяние лица со стороны выглядит глубокомысленным. Он смотрел на хозяина, словно на божество, ожидая дальнейших слов. И Альтинор был уверен, что если попросить сейчас его убить самого короля, он бы без колебаний исполнил это. Скажи, чтобы он плюнул на Священный Манускрипт и проклял Непознаваемого, -- тотчас сожжет святыню, а проклятия будет читать, стоя на коленях, с усердием большим, чем молитвы. Заставь его, к примеру, пустить себе пулю в лоб -- усмехнется и скажет: " сьир, вы просите о такой мелочи...".

-- Робер, я попрошу тебя об очередной мелочи. Нужно сделать так, чтобы англичане узнали о Дианелле. Как ты это сделаешь -- твои проблемы. И чем лучше, тем скорее. -- Последнее замечание в типичном стиле Даура Альтинора. Он частенько коверкал поговорки, меняя местами слова.

-- Все понял, господин... -- Робер, кланяясь, начал медленно удаляться. -- Ну чего тут не понять... И как я сам-то не догадался?

Опять это выражение вечно изумленного идиота: действительно, как это ему не удалось поразить господина своей проницательностью? Проблема, как всегда, яснее ясного, а дело темнее темного. Разве когда-то было иначе? Горацций поковырялся своим когтем в клюве и произнес недавно выученный афоризм:

-- Весь мир бар-р-рдак! Все лю-юди ублю-юдки!!

Лейтенант Минесс, командующий ротой франзарских солдат, долго смотрел сквозь бинокль на стену города. Во всех его шестнадцати башнях горел свет, и осторожно мелькали английские церберы. Молчаливо стояли на своих местах оборонительные пушки, пронзая дулами черную неизвестность. Счет в немой войне был пока ничейным. А причина проста: войны как таковой не велось. Оунтис Айлэр получил строжайший приказ от короля не предпринимать никаких действий до прибытия стенобитных машин. Тот опасался, что англичане в отместку начнут убивать горожан, скидывая их со стены. Тактика их военной совести была неплохо изучена.

А город выглядел великолепно. Он со своей округлой стеной походил на огромную корону, венчающую голову матери-земли. Огни сторожевых башен сияли на ней ярче драгоценных камней. Пугливую тишину нарушали лишь невнятные бормотания солдат да фальшиво поющий ветер.

И вдруг все изменилось. Фееричная красота Ашера исчезла вместе с самим городом. Мгновенно потухли огни на всех башнях и погасли прожектора. Перед глазами недоумевающих франзарцев оказалась лишь первозданная темнота.