Эльберд Гаглоев - Полшага в сторону

Гибкой тенью от дверей прыгает серый силуэт, и очередной выкормыш запрещенной организации «Серые волки» с хрустом вгоняет широкий клинок в левую сторону Сашкиной груди. Оборотень на моей руке выгибается и опадает.

— Сука, — ору я.

Клинок легко касается глотки ловкача и он заваливается, забрызгивая все своей дурной кровью. А обрадованные успехом твари опять лезут и откатываются, оставляя порубленных у дверного косяка. А из-за спин тех, испуганно торчащих железом, щучкой выскальзывает окованная сталью пика и с размаха бьет в живот. И удар так силен, что меня разворачивает и плоское оголовье проскальзывает меж липучек и больно скрежетнув по ребру, на противоходе, распахивает кевларовый френч. Сразу узкие клинки большеглазых дважды цепляют обнаженную кровь. Но мелкие раны не пугают, а только злят и уже двое владельцев сытых рапир, цепляясь, сползают по косяку. Кошкой в дверь влетает невысокий полуголый человек, весь как будто состоящий из бугрящихся силой шаров. Крутанув сальто, он с маху бьет меня ногами в грудь и я гордо улетаю в глубь коридора, перекатываюсь, поднимаю клинки и они, вдруг закрученные странными финтами, улетают из моих рук. Вот тут-то приходится, в самом прямом смысле слова, покрутиться, потому как невысокий дядька, так и норовит распороть мой организм. Приходится уклоняться, наклоняться, приседать, с абсолютно не свойственной моему мощному телу резвостью. Но он, зараза, цепляет и цепляет меня и, порезов становится больше. И тогда я роняю на него чучело медведя, купленное спьяну, срываю куртку, и жесткая ткань кевлара слету рвет в клочья его коротконосую физиономию и влажный хруст гортани, увенчавший удар ногой, указывает, что восточная угроза ликвидирована.

А большеглазые воспользовались тем, что схватка унесла нас в глубь квартиры и их черные плащи уже заполнили коридор. Люто взревели, сорванные с пояса «Беретты», ломая тонкокостные тела и вышвыривая их наружу. Поток пуль иссякает, но времени перезарядить нет и два полуторакилограммовых изделия итальянских оружейников, влетев в лицо гиганту со здоровенным двуручным мечом, дарят мне те самые необходимые секунды, необходимые чтобы поднять меч, а кошмарная полоса стали уже раскручивается для удара и успеваешь лишь поставить блок и остановить бритвенно острое лезвие в сантиметрах от лица. Мы закостеневаем в усилии, стараясь превозмочь друг друга, прямо перед моим лицом маячит щека, поросшая густой рыжей шерстью. Я вцепляюсь в нее зубами, чувствую как кровь хлещет в рот и резким рывком головы отдираю кусок плоти. Враг орет, пытаясь прикрыть лицо и два моих клинка бьют по толстой жилистой шее с трудом разрубая жесткую плоть. А в дверь лезут эти, в серых комбинезонах и слаженной атакой выносят меня в комнату.

— За Сашку, — ору я и один валится с разрубленной головой. — За человека, — и второй отлетает, зажимая борозду на груди. — За человека, — ору я, но клинки вязнут в выверенной защите.

— Лежать, — кричит истошно женщина.

Серые послушно валятся. И я вижу волчицу, которая целится в меня из Сашкиного мушкетона. Прекрасное лицо искажено безумной гримасой. Грохочет. Меня слепит пламенем и дымом, что-то жарко бьет в грудь, больно разрывая мышцы, швыряет на окно, я успеваю увидеть, как комнату наполняют черноризцы. И с водопадом осколков валюсь вниз.

Все-таки вляпался ладонью в грязь. По-другому встать не было никакой возможности. Прижал к боку портфель, и, пытаясь стряхнуть с руки грязь, почапал к дому. Непонятно почему было редкостно плохо. Болело все тело, как будто избитое. Явно покачивало. Ощущения были такие, как будто поднесли плохой водки. Много. Качнуло очень сильно. Едва не упал.

От угла отделилось несколько фигурок.

— Что с тобой, Петрович? Перепил никак? — раздался встревоженный голосок Вовки. — Давай помогу.

Извазганная рука судорожно метнулась к поясу и остановилась в недоумении. Чего это я? Мальчишки подбежали. Кто-то ухватил портфель. Другие подхватили под руки и дотащили таки мое мощное тело до подъезда и усадили на скамеечку. Пробил холодный пот. Сердце колотилось.

— Дядя Валера, что, худо тебе? Может «Скорую» вызвать? — забеспокоились детки.

Кто-то принес воды. Я отпил. Полегчало. Рукой показал, что уже легче. И, правда, отпустило. Встал. Ноги, как ватные. Но утвердился.

— Дядь Валера, батька с села убоинку привез. Ты оклемаешься, к нам заходи. Батька звал.

— Ладно, — махнул рукой.

Подошел к дверям подъезда. А там как раз Славка своего зверя гулять выводит. С соседом нормально поздоровались, а вечно добрая собака, что всегда ласки требовала, вдруг шарахнулась и заполошенно, как на покойника, завыла.

С трудом дотащил себя до двери. Еле попал ключом в замок. Плечом толкнул дверь, ввалился в прихожую. Тело все огнем горит. Уронил портфель, попал курткой на вешалку. Пиджак, рубашку сбросил, поплелся в душ. Мимо зеркала прошел, остановился. Не мое что-то.

И, правда, не мое. Вместо обычного левисовского ремня, на поясе красовалось широченное сооружение из толстой кожи, по всей длине которого были приклепаны широкие белые кресты, а вместо пряжки два каких-то зверя сцепились в лютой схватке.