Герман Гагарин - Засланец

Наша поневоле торжественная процессия двигалась вдоль не слишком широкой горной тропы, то взбирающейся на кручи, то сбегающей в распадки. Охотники, свободные от ноши, иногда бросались в чащу и возвращались с добычей – с мелкими, похожими на бредовые видения артефактами. Время от времени охотники ускорялись. Я думаю, это получалось у них само собой и не требовало особого проявления воли. Что-то вроде рефлекса. Из нормального времени они вываливались всего на секунду-две, не больше. Из-за этого их движения казались необычайно плавными, как будто размытыми.

Глядя на них, я прозревал будущее. Не жалкая кучка призраков покорит Вселенную, а тысячи и тысячи скилл. Сейчас они запросто переходят в ускорение, а завтра точно так же, на раз плюнуть, станут преодолевать межзвездные расстояния. И никакая Великая Машина им не понадобится. Им вообще не нужны будут никакие технологические костыли. Юные скиллы, те, которые сейчас сидят за партами или с арбалетами в руках проходят школу выживания, покорят великое множество миров. Они придут в них с пустыми руками, но этими самыми руками превратят чужие миры в родной дом. Как превратили в него гористые чащобы Лесогорья.

Ну что ж, прекрасно. А мы придем сюда и сделаем Дождь своим домом. Нам, задыхающимся в смрадных ущельях Генезии, выбирать не приходится. Пусть скиллы нагишом ныряют в джунгли других планет. В конце концов, они потомки Сверчков и заслуживают того, чтобы унаследовать Галактику. С нас, землян, хватит для начала и системы Восемнадцатой Скорпиона…

Размышляя таким образом, я еще не подозревал, что уже принял решение. Оно медленно созревало во мне, возможно, с самых первых моих шагов по болотистым хлябям Дождя, и теперь оставалось лишь выполнить его…

Внезапно идущий впереди охотник поднял когтистую руку. Все замерли, прислушиваясь, – в совиных глазах застыла тревога.

– Что случилось? – спросил я у одного из носильщиков.

– Горный стыдливец, – сказал скилл. – Затаился на тропе.

– Хочет отнять раненого, – добавил второй.

– Дайте мне оружие! – потребовал я, отшвыривая свой посох.

Ни с кем не советуясь, ни у кого не спрашивая разрешения, молодой охотник, который шел в арьергарде, протянул мне карабин.

Похоже, законы лесных дикарей в племени скилл не действовали. Лесогорцы не собирались отдавать стыдливцу раненого. Это мне по душе. Я тоже не собирался повторять то, что сделал когда-то с Седобородым. Спасибо Борову, теперь я знал, как убить стыдливца.

Я проверил заряд, перехватил карабин поудобнее и двинулся вверх по тропе.

– Что ты задумал, Странный? – осведомился знахарь.

– Собираюсь убить стыдливца, – отозвался я.

Знахарь кивнул. Жестом подозвал четырех охотников – самых крепких, сказал:

– Пойдете с ним.

Охотники как один уставились на меня немигающими круглыми глазами. Они ждали приказа. Моего приказа.

– Двигаетесь быстро, насколько можете! – сказал я. – Окружайте стыдливца, но не останавливайтесь. Ходите по кругу, чтобы сбить его с толку. Берегитесь желудочного сока. Остальное я сделаю сам. А если попадусь, кто-нибудь из вас должен повторить то, что попытаюсь сделать я.

Охотники синхронно кивнули. Понятливые ребята.

– Вперед! – сказал я и перешел в ускорение.

Стыдливец вовсе не затаился. Он нагло торчал посреди тропы, похожий на гигантского краба, опоясанного по закраинам округлого панциря люминесцентными глазками. Каждый глазок – на отдельном стебельке. Даже в ускорении было видно, что гигант то и дело в нетерпении переступает голенастыми, заостренными, как пилы богомола, конечностями. В утоптанной земле чернели глубокие борозды. Мучительно медленно, хотя на самом деле – стремительно, стыдливец выпростал красноватую влажно поблескивающую трубку. Инжектор желудочного сока. Сейчас тварь начнет плеваться им направо и налево, чтобы достать невидимого противника.

Скиллы-охотники хорошо играли свою роль. В полном молчании они хороводили вокруг свирепого хищника, дразня его своим запахом. Факелы в их руках сливались в сплошное огненное кольцо. Стыдливец топтался на месте, плевался секретом, но раз за разом промахивался. Привык, гадина, убивать малоподвижные жертвы. Думаю, священный ужас, который стыдливец внушал аборигенам, был для него главным охотничьим навыком. По крайней мере, когда дело касалось охоты на человека. Даже странно, как эта не слишком сообразительная тварь могла обрести столь грозную славу…

Я вспомнил наставления Борова. Вернулся в нормальное время. Стыдливец мгновенно кинулся на меня, но это ему не помогло.

Выстрел.

Брызнули осколки хитина, покрывающего правую переднюю лапу. Конечность подломилась. Стыдливец не успел перестроиться, потерял равновесие, накренился. Трубка бешено завращалась, разбрызгивая жгучую жидкость веером. Кого-то из охотников зацепило. Раздался крик, полный боли.

– Все назад! – заорал я. – Отходите!

Скиллы дружно прыснули по кустам. Двое успели подхватить обожженного. Я смог полностью сосредоточиться на стыдливце. Пытаясь выпрямиться, он раздвинул свой складной панцирь, обнажив розовые тяжи мышц. Я перевел карабин на стрельбу очередями. Вдавил спусковой крючок. Карабин затрясся, зарявкал. Из-под панциря стыдливца полетели кровавые ошметки. Гигант рванулся в сторону. Попытался вновь сомкнуть панцирь, но что-то уже разладилось в этом идеальном механизме для убийства. Стыдливец заскреб лапами, силясь выпрямиться. Выпростал длинную иззубренную конечность, от одного вида которой у меня по спине мурашки забегали. Но и эта пила не помогла хищнику спастись. Карабин в моих руках рявкнул еще несколько раз. Ноги стыдливца подломились, и он рухнул в вонючую лужу собственного желудочного сока.

Я вернулся к отряду, опираясь на карабин, как на посох. Силы мои были на исходе. Никто ничего не сказал. И слава Ктулбе. Знахарь жестом приказал продолжать путь. Скиллы подняли носилки, и отряд двинулся по тропе.

В полном молчании мы миновали останки стыдливца, только шагу прибавили. И правильно сделали – не хватало на наши головы его сородичей, которые непременно появятся. Красная ночь была в самом разгаре. Вот-вот должен был начаться рассвет. Кровавая капля Восемнадцатой Скорпиона уже набухала на лезвии Серпа.

Неожиданно лес кончился. Тропа влилась в широкую торную дорогу. Она почти не петляла, спускаясь к подножию Лесогорья – обширному обрывистому плато, за которым туманной чашей выгибалось море. Плато было обжито. В красном сумраке я различал темные силуэты остроконечных башен с редкими огоньками на вершинах. Если бы не эти огоньки, башни можно было бы принять за термитники. Да вот только нет на Дожде термитов.