Валентин Егоров - Шпион Его Величества

Но перевода не потребовалось, государь Петр Алексеевич из-за пазухи достал и в лицо британского адмирала бросил письмецо от Георга I. Да, британцы — люди не от мира сего, это надо же такое выдержать, когда тебе в морду бросают секретнейшее письмецо, о существовании которого мир и слышать не должен был. Все это время адмирал Норрис оставался невозмутим, словно Будда в пагоде, он даже успел крепкими зубами хватануть кусок нашей курицы и совершенно не хотел этого куска упускать. Жуя, он жирными руками — это была британская хитрость: оставив жирный след рук на письме, после выяснить, каким оно образом попало в наши руки, — развернул королевскую цидульку и внимательно ее прочитал.

В этот момент всеми силами я пытался мысленным щупом проникнуть в сознание этого британского адмирала.

Но до чего эти британцы являются предусмотрительными людьми!

Ну скажите, зачем сэр Джон Норрис, отправляясь на встречу с русским государем, на свою голову натянул серебряную сеточку! Ведь только великие знатоки магических искусств знали о том, что сеточка на голове являлась непреодолимым препятствием любому мысленному проникновению в сознание человека.

Адмирал Норрис, не обращая внимания на находящихся в кухне людей, поднялся на ноги и несколько раз в глубокой задумчивости взад и вперед прошелся перед Петром Алексеевичем. В этот момент наш государь наконец-то прекратил жевать курицу и, взяв в руки бутылку анисовки, начал внимательно рассматривать ее содержимое. По недовольному виду государя и его нахмуренным бровям было понятно, что ему не совсем понравился цвет этой жидкости. Он уже открыл рот, чтобы в очередной раз объяснить Борьке, что тот должен хорошо разбираться не только в своей вшивой дипломатии, но в окраске анисовки.

Адмирал сэр Джон Норрис прекратил метаться по кухне, остановился перед государем и на неплохом русском языке произнес:

— Государь Петр Алексеевич! Аглицкий адмирал не может выполнить приказ ганноверской канцелярии и запросит официального подтверждения этого приказа лондонскую канцелярию британского короля Георга Первого.

С этими словами британский адмирал сэр Джон Норрис снова сел на грязный стул, взял в руки оловянную чарку и смело протянул ее Петру Алексеевичу.

На следующее утро, перед самым рассветом, недвижимое тело сэра Джона Норриса, великого адмирала, дипломата, политика и человека, вынесли из адмиральской каюты вице-адмирала Петра Михайлова и на руках осторожно перенесли к борту «Ингерманландии», где к тому времени уже пришвартовался баркас с флагманского корабля английской эскадры. Для проверки прицела и меткости матросов экипажа и для вящей предосторожности по приказу капитан-командора Мартина Гесслера первым в баркас сбросили пьяное тело одного из английских офицеров, которые сопровождали адмирала Норриса.

Бросок получился удачным, тело британца упало прямо в руки английских матросов. Затем пошло тело сэра Джона Норриса, и на старуху бывает проруха: как наши матросики ни прицеливались и ни примерялись, бросок у них не получился, несмотря на стоящий в копенгагенской гавани полный штиль. Тело британского адмирала упало в двух метрах от борта баркаса и начало быстро погружаться в воду. Пьяным и море по колено, а адмирал сэр Джон Норрис был более чем пьян, он был вусмерть накачан анисовкой, поэтому с ничего не выражающим лицом начал спокойно тонуть.

Матросы на борту «Ингерманландии» и британские матросы аглицкого баркаса недоуменно наблюдали за тем, как тонет великий флотоводец. Русские и британские офицеры флота подобного конфуза или промашки не ожидали, поэтому сами не прыгали за борт судов и своим матросикам такого приказа о спасении великого флотоводца не отдавали.

Одним словом, английскому генералу сэру Джону Норрису пришлось бы на веки веков упокоиться на дне копенгагенской гавани, если бы не мой салажонок Тишка. Этот дурень прямо с борта русского флагмана сиганул в воду и скрылся под водой в том месте, где уже перестал пузыри пускать Джон Норрис, видимо, он уже смирился со своей участью. Вскоре голова Тишки снова оказалась над водой, он плыл к аглицкому баркасу и кого-то за волосы тянул вслед за собой. Тут же зазвучали команды офицеров на русском и английском языках, чуть не потонувшего адмирала подняли на борт баркаса, и шестеро матросов начали его дружно откачивать.

Таким образом, мой слуга спас английского генерала, я за это получили очередную деревеньку от Петра Алексеевича и тысячу рублев, сотню из которых отвалил Тишке.

В конце августа государь Петр Алексеевич снова сплавал на разведку к шведским берегам и вел артиллерийскую перестрелку с одним из шведских укреплений. После чего государь окончательно пришел к мысли о том, что осенью высадка коалиционного десанта на шведские берега может обернуться большой глупостью и гибелью десанта. Петр Алексеевич решил не рисковать жизнями пятидесяти двух тысяч русских парней, которые составили бы основу коалиционного десанта.

Высадку десанта на шведские берега государь Петр Алексеевич перенес на весну следующего года.

В начале сентября пришла желанная весточка о том, что наконец-то моя убойная команда добралась до Копенгагена и была готова поступить в мое распоряжение. Я полагаю, что не стоит говорить о том, что очень сильно обрадовался этому сообщению, аж даже горел желанием скорее познакомиться со своими бойцами. Поэтому с нетерпением ожидал условленного сигнала от командира о дате и месте встречи с членами группы. При отборе бойцов и их подготовке князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский проявил невероятную скрытность и таинственность. Он ни единым словом не обмолвился о ее персональном составе, ни разу не упомянул о том, кто является ее командиром. В переписке между нами князь-кесарь только изредка общими словами упоминал о том, что «обучение группы продолжается» или что «группа отбыла в твое распоряжение».

К этому времени я с Тишей переехал на постоянное квартирование в копенгагенский замок, который занимал двор Петра Алексеевича. Две комнаты на нижнем этаже прекрасно нас устраивали, так как позволяли нам всегда знать о том, кто пришел или покинул замок, кто в нем сейчас находится. Появление у меня молодого слуги не осталось придворными незамеченным, сказалось на подъеме моего авторитета и росте уважения к моей особе в придворной иерархии. Теперь не только одни слуги кланялись при моем появлении, но и многие офицеры, вельможи и сановники двора государя приветствовали меня своими поклонами. Я теперь больше не носился сломя голову по дворцовым помещениям, а степенно прохаживался, переходя из одного помещения в другое, посматривая только вперед, прямо перед собой. Правда, при встречах с такими людьми, как Александр Данилович Меншиков или Яков Вилимович Брюс, [87] Яков Вилимович Брюс (1669–1735) — российский государственный деятель, военный, инженер и учёный, один из ближайших сподвижников Петра I. Умелый полководец, генерал-фельдмаршал, создатель российской артиллерии, граф. я первым кланялся.