Гордон Диксон - Жизнь коротка

Наконец телохранитель повернулся к ГУ, последний час сидевшему беззвучно и недвижно.

— Таково положение, сэр. Потенциал немалой прибыли, безусловно, налицо, однако при таких темпах стоимость проекта потянет вниз декларацию доходов всей корпорации.

ГУ сгорбился в гигантском кресле, медленно мигая водянистыми глазами.

— С другой стороны, — продолжал телохранитель, — все эти потери намного улучшат нашу налоговую ситуацию. Если мы не оставим проект, впереди по меньшей мере три года спокойной жизни.

Липтон хотел возмутиться, доказать, что электронная книга — отнюдь не хитрая уловка для уклонения от налогов, но голос ему отказал.

— Каково ваше решение, сэр? — спросил телохранитель.

ГУ оторвал от стола дряблую руку и медленно сжал ее в кулак.

— К черту торпеды! Вперед на всех парах!

Мицуи Минимата затаил дыхание. В самых смелых своих мечтах он не мог себе представить, что когда-нибудь встретится с Императором лицом к лицу, в императорском дворце. И все же вот он стоит, коленопреклоненный, на шелковом коврике, на расстоянии вытянутой руки от Его Божественного Высочества.

Рядом с Мицуи, тоже на коленях, робко потупив глаза, находились глава «Канагава Индастриз», вице-президент по новой технике и главный инженер завода в Номацу. Все были одеты в церемониальные кимоно бесподобной красоты — Мицуи не верилось, что такое чудо создано человеческими руками.

Императора, разумеется, окружали роботы — смертным не подобает касаться божественной особы. Кроме того, позволив роботам прислуживать себе, он подал японскому народу пример, как подобные устройства должны войти во все сферы жизни.

Дрожащими пальцами Мицуи вложил первый промышленный образец книги в металлическую длань робота, стоявшего между ним и Императором. Робот с тихим шелестом повернулся и протянул дар Императору.

Император внимательно посмотрел через очки на маленький электронный прибор и взял его в руку. Ему, естественно, объяснили, как пользоваться книгой. Но на секунду Мицуи ужаснулся, что по какой-либо причине объяснения окажется недостаточно и Император ощутит неловкость, не сумев заставить книгу работать. В таком случае единственным выходом для изобретателя, разумеется, будет харакири.

После невыносимо долгого изучения нового предмета Император нажал на зеленую кнопку. Мицуи знал, что появится на экране: перечень всех книг и статей, написанных самим Императором по морской биологии.

Божественное лицо расплылось в счастливой улыбке. Улыбка ширилась по мере того, как Император одну за другой вызывал страницы своих работ. Он засмеялся от удовольствия, и Мицуи понял, что в бренной жизни нет высшей награды.

Марк Москович сердито мерил шагами свою однокомнатную квартирку и спорил с изображением адвоката на телефонном экране.

— Это просто грабеж! Меня лишают моего собственного изобретения! — кричал он.

Адвокат, в печальных глазах которого светилась безмерная усталость от окружающего мира, ответил:

— Приняв деньги, Марк, вы продали им права.

— Но они его губят! Три года — и нет даже работающей модели, весящей меньше десяти фунтов!

— Вы тут ничего не сделаете, — терпеливо повторил адвокат. — Это их игра.

— Идея-то моя, мое изобретение!

Адвокат пожал плечами.

— Знаете, что я думаю? — прорычал Марк, подскочив к экрану и едва не касаясь его носом. — Я думаю, в «Хубрис-Букс» вовсе не желают успеха проекту. Я думаю, они тянут специально, чтобы ославить идею и добиться того, чтобы ею никто больше не заинтересовался!

— Глупо, — возразил адвокат. — Зачем…

— Глупо? — взревел Марк. — А в прошлом году, когда они стремились, чтобы экран на ощупь напоминал бумагу? А та бредовая затея с сотней экранчиков, которые можно переворачивать, как страницы? Глупо?! Да они спятили!

После часа безрезультатного спора Марк в ярости и отчаянии выключил телефон. Он сидел, снедаемый желчной злобой, в своей однокомнатной квартирке, пока полуденное солнце не скатилось к горизонту.

Только тогда он вспомнил, что толкнуло его позвонить адвокату: посылка из Токио, от Мицуи. Когда ее принесли, Марк направился к телефону выяснить, как продвигается его дело против «Хубрис-Букс». Ответ, разумеется, был «никак».

Добредя до стола, Марк с обреченным видом вскрыл пакет — так осторожно, будто ожидал увидеть новорожденного котенка.

Новорожденный там был. Маленький электронный прибор, как и боялся Марк. Ни записки, ни карточки — ничего, кроме самой электронной книги.

Марк взвесил ее на ладони левой руки — чуть больше фунта, прикинул он. Под экраном располагались три кнопки, помеченные арабскими цифрами и японскими иероглифами. Он прикоснулся к зеленой, с цифрой «1».

На экране появилось улыбающееся — нет, сияющее! — лицо Мицуи. Замигала оранжевая кнопка с цифрой «2». Марк коснулся ее.

На экране появилось аккуратно отпечатанное письмо.

«Дорогой Марк!

Прими, пожалуйста, этот скромный подарок в знак моего глубокого дружеского чувства. Через несколько дней ваши средства массовой информации наполнятся сообщениями о революционно новом продукте „Канагавы“ — электронной книге. И каждому встречному репортеру я буду говорить, что идея в такой же степени твоя, как и моя.

Ты, вероятно, знаешь, что торговые соглашения между нашими странами не позволяют Японии продавать электронные книги в США. Тем не менее никто не запрещал „Канагаве“ открыть в Америке филиал. Не откажешься ли ты возглавить отдел науки в этой новой компании, таким образом помогая распространять электронную книгу на американском рынке?

Прошу позвонить мне при первой возможности…»

Дальше Марк не дочитал. Он рванулся к телефону, даже не поинтересовавшись, сколько времени сейчас в Японии. Мицуи, как выяснилось, пришлось прервать трапезу, но бывшие однокашники долго и счастливо болтали, и Марк согласился стать вице-президентом по новой технике американского филиала «Канагавы».

Виктор Гюго был прав, говоря, что никакая армия не в силах противостоять идее, время которой пришло. Но если вы тупоголовы, и время, и идея могут пролететь незаметно.

Подтверждение — и естественное следствие — идеи предыдущего рассказа. Страшные люди эти японцы!..

Все прогрессивные писатели мира поднимают свой голос против войны. Одни делают это так, как Т. Ландольфи, живописавший страшный соблазн применения «абсолютного оружия», другие — так, как известный американский фантаст Норман Спинрад (1940), в своем рассказе «Творение прекрасного» убедительно показавший деградацию культуры, которую неминуемо влечет за собой любая война — пусть даже и не всеуничтожающая.