Евгений Щепетнов - Слава. Звёздный посланник

Приземление было не просто жестким — Шаргион, как громадный болид, пронесся через небо чужой планеты и, пробороздив джунгли, свалив несколько сотен гигантских деревьев, похожих на секвойи, плюхнулся краем диска в большое озеро, подняв волну и перемешав чистые голубые воды с грязью. Последним усилием своих разряженных, пробитых батарей он открыл выход для Посланника и затих, впав в кому.

Корабль был жив, но для его восстановления требовались многие месяцы, а то и годы. Он медленно всасывал в себя воду озера, а граны, едва шевелящиеся, полумертвые, начали заглатывать землю, камни и волочить их внутрь корабля. «Пауков» осталось тоже немного — для их воспроизводства нужно было восстановить накопители, чтобы туда попала энергия, а для этого в организме Шаргиона должна была оказаться вода, необходимая ему для различных процессов и улетучившаяся при взрыве в космосе. Процесс шел, но медленно, при таких темпах дело могло затянуться на сотню лет.

Корабль глубоко погрузился в планету, ушел в почву на две трети, так что открытая им шлюз-мембрана оказалась над поверхностью планеты, на высоте, достаточной для того, чтобы экипаж мог спрыгнуть вниз.

Вот только спрыгивать пока было некому — при тяжелом приземлении Слава и Лера получили такие ушибы, что потеряли сознание как минимум на пару часов. Керкары как многоножки пострадали от удара меньше, хотя и среди них имелись ушибленные и побитые.

Они взяли своих командиров на руки и вытащили через небольшое отверстие в мембране — то ли у Шаргиона не хватило энергии, чтобы открыть мембрану на полную, то ли он специально не стал открывать его широко, чтобы не подвергать своего Посланника и экипаж излишней опасности — мало ли что там делается на планете. В любом случае в проход могли протиснуться только один человек или керкар, двое сразу уже не пролезли бы.

Во время приземления отключились генераторы гравитационного поля, и разумные многоножки сразу почувствовали затруднения при передвижении — сила тяжести была как минимум на четверть больше, чем земная. К земной они уже привыкли, но сила тяжести на этой планете слегка придавила керкаров, как будто на каждого воина взгромоздили по мешку с землей. Впрочем, это не сильно повлияло на скорость их движения — в телах многоножек таился огромный запас сил, и тела командира и Леры споро вынесли из Шаргиона, а затем уложили под высокое дерево, на сухую площадку. Возле них выставили пост с лучеметами и копьями, похожими на мечи с длинной рукоятью — любимым оружием керкаров, без которого они не появлялись «на людях».

Представить себе воина-керкара без этого копья было невозможно, все равно как мужчину без мужского достоинства. Никакие лучеметы, никакие приспособления цивилизации зеленых не смогли заставить их отказаться от древнего оружия. И теперь они застыли с этими копьями возле людей как изваяния из белого мрамора.

Слава открыл глаза от того, что ему что-то лилось на голову. Он отмахнулся и попал по чему-то ойкнувшему, окончательно очнулся и увидел перед собой лицо Леры с зажатым глазом.

— Вот ты звезданул! Ни фига себе! Теперь фингал будет! Аж искры из глаз посыпались!

— Прости… — Слава хрипло откашлялся и осмотрелся, — он лежал под огромным деревом, крона которого кончалась где-то на высоте девятого этажа, а ствол был таким объемным, что землянин никак не мог определить его толщину. Рядом стояли керкары, они радостно трещали и щелкали жвалами. Один на языке зеленых сказал:

— Ты жив, командир! Мы рады! Это хорошая планета — тут много дичи. Хочешь поесть? — Керкар протянул Славе кусок окровавленного мяса на большом зеленом листе.

Слава начал раздумывать, в какие слова облечь свой отказ грызть кровавое мясо, чтобы не обидеть дарящего, когда неподалеку послышался яростный стрекот, и землянин увидел, как многоножки волокут человека, сдавленно стонущего и вращающего вытаращенными от ужаса глазами.

Слава отстранил лапу керкара с мясом, поблагодарил его и сказал, что пока некогда есть — надо заняться воинским делом. Керкар согласно стрекотнул в ответ — само собой, воинское дело прежде всего, особенно для командира!

Человека подтащили к Славе с криками:

— Двуногий! Убить двуногого! Смерть двуногим!

Слава вскочил, если можно так сказать, вернее, с трудом поднялся, пошатываясь и опираясь на ствол дерева, и приказал на языке керкаров:

— Оставьте его! Не трогайте! Никого из разумных не убивать без моего приказа — ни двуногих, ни многоногих! Повторите приказ!

Керкар-сотник повторил приказ и отсалютовал копьем. Затем многоножки отошли в сторону и занялись трапезой — переключались они с дела на дело мгновенно, как будто забывали о происшедшем минуту назад. Эта способность всегда была им присуща, и Слава иногда ей поражался — вот только что какой-нибудь керкар в ярости махал копьем, а через несколько секунд он уже был тих и спокоен, как камень.

Слава посмотрел на того, кого они приволокли, и присвистнул — это оказался мужчина лет двадцати — двадцати пяти, практически обнаженный, не имеющий на теле ничего, кроме яркого цветного пояса. Он был холеным, ухоженным, ногти на руках и ногах обработаны. На теле практически не имелось волос — такое впечатление, что их выщипали специально, а может быть, их не было от природы. Глаза оказались подведены, как у представителя сексуальных меньшинств — тени, румянец на щеках, местами стертый. Пленник с ужасом смотрел на захватчиков и молчал. Молчали и Слава с Лерой, не знали, как с ним говорить. Местного языка они, само собой, не знали.

Слава задумался, потом подозвал сотника:

— Мне нужны мкар и медицинский робот. Сможешь попасть в корабль и принести? В рубке Базы, рядом с креслом командира. Там, в нише.

Керкар окинул взглядом вход в корабль, расположенный на высоте в полтора человеческих роста, и коротко прострекотал команду. Два воина метнулись к невысоким деревьям и начали вырубать что-то вроде длинных шестов.

Слава присел к дереву, оперся на ствол и стал дожидаться, когда многоножки выполнят команду. Голова кружилась, но он не позволял себе расслабиться. Скоро медицинский слизняк его подлечит, через мкара они выучат язык аборигена и узнают наконец, куда попали…

Голова кружилась, из чего Слава сделал вывод, что досталось ему крепко — вначале схватка с охранниками лже-Борана, потом он принял на себя все муки Шаргиона, сжигаемого заживо боевыми кораблями, а потом врезался головой в стену при посадке звездолета на планету. Так что без медицинского слизняка было не обойтись, конечно, если он хотел быстрее восстановиться. Лера выглядела получше, если не считать здоровенного фингала, расплывающегося под левым глазом, — его рук дело!