Майкл Гелприн - Кочевники поневоле

Остаток дня ушёл на обдумывание ситуации. Вариант нашёлся к полуночи.

Ловкач унял сердцебиение, когда новый план подобно озарению пришёл ему в голову. Заставив себя мыслить трезво и беспристрастно, Ловкач скрупулёзно его обдумал. Вскочил на ноги, действовать надо было безотлагательно.

– Мартин, голубчик, – позвал Ловкач начальника личной охраны. – Вели срочно будить Доу и Самуэльсона, пускай оба спешно идут сюда. Подними людей – всех, до единого, нам предстоят немалые хлопоты.

– Значит, так, друзья мои, – поведал Ловкач, едва явились запыхавшиеся соратники, – ничего ещё, с позволения сказать, не потеряно. Нам понадобятся люди, все, которые есть в наличии.

Ловкач замолчал. Несмотря на критическое, почти безнадёжное положение, он сейчас чувствовал себя чуть ли не королём. Императором, от воли которого зависит существование подданных и всего государства. «Ради этого стоило рисковать, – подумал Ловкач. – Пускай даже власть обойдётся по полной цене – самой жизнью».

– Мы слушаем вас, сэр Энрике, – почтительно напомнил о себе молодой Доу.

– Да, простите, задумался. Итак, мы принимаем ваш план, Джон. Хотя и с некоторыми существенными изменениями.

– «Мой план»? – поднял брови Доу. – В каком смысле?

– Мы останавливаем Великий Круг. Правда, не так, как вы предлагали. По сути, мы с вами предпримем то же самое, что проделали люди зимы, только более эффективно. Сегодня же наши люди отправятся на восток. Мы отзываем апрельские, майские и июньские кочевья, все до единого. Они прерывают Круг и направляются к нам сюда. Сами мы остаёмся на месте, а кочевья осени нас и так догонят.

С минуту Доу и Самуэльсон ошеломлённо смотрели на Ловкача.

– Вы полагаете, – медленно проговорил, наконец, Бухгалтер, – что мы сумеем сдержать зимников? А как же… – он запнулся, – как же армия, сэр Энрике?

– Остатки армии будут здесь быстрее гражданских. Мы опустошим августовские склады и арсеналы, вооружим людей и обеспечим их продовольствием. Таким образом, мы создаём фронт, здесь, в июле. Когда зима докатится досюда, им придётся пойти на соглашение с нами или нас уничтожить. Но уничтожить они не посмеют – они попросту умрут с голоду, если не будет продовольственных поставок от нас. И их слишком мало, чтобы управиться и с зимними, и с летними делами.

– Мне кажется, – Самуэльсон почтительно склонил голову, – ваш план сработает. – Он на секунду замялся и осторожно добавил, будто пробовал фамильярность на вкус: – Он определённо должен сработать, Ловкач.

– Другого всё равно нет, друг мой, – Ловкач снисходительно улыбнулся. – Мы заключим с зимой паритетный договор. Думаю, они согласятся на него, не доводя дело до, с позволения сказать, конфликта. Итак, мы отправляем эмиссаров в весну. Когда кочевья повернут вспять, мы вышлем в зиму парламентёров.

Зависший на полпути между южным горизонтом и зенитом Сол бережно ласкал лучами землю раннего мая. Курт Бауэр, сидя на корточках у костра, жарил на вертеле зайчатину. Рогатых зайцев накануне настрелял Франсуа, он же неделей раньше завалил трирога, так что мяса на заставе было вдоволь.

Заставой две разбитых у вертолёта палатки назвал Курт, хотя охранять им впятером было некого и не от кого. Февральские, январские и декабрьские кочевья вернулись в зиму и теперь с каждым днём отдалялись. Куда подевались кочевья апреля и мая, оставалось неизвестным. Патрик Каллахан полагал, что отправились в лето.

Франсуа, оказалось, дружил с Патриком, так же, как и с его застреленным при атаке месячной давности братом Ричем. Могилу Ричу в паре сотен ярдов от вертолёта Франсуа с Патриком копали вдвоём.

Заяц не успел ещё полностью прожариться, когда от Ремня прибежал взволнованный Франсуа и сообщил, что по дороге по направлению к ним движется конный экипаж.

Подхватив винтовку, Курт кликнул Патрика. Втроём они пересекли незасеянное ячменное поле, преодолели узкий подлесок и выбрались на обочину. Запряжённая четвёркой карета остановилась в двадцати шагах. Из неё выбрались двое и вместе со спрыгнувшим с козел кучером встали на дороге плечом к плечу.

Курт вгляделся, недоверчиво протёр глаза и вгляделся вновь. По центру, зажав по револьверу в каждой руке, стоял и пристально смотрел на него бывший полевой командир боевого октябрьского кочевья Мартин Бреме по прозвищу Железный Мартин.

Курт сбросил с плеча винтовку, положил на землю и медленно двинулся вперёд. Мартин, заткнув револьверы за ремень, шагнул навстречу. Они пожали друг другу руки, и Курт уже сделал непроизвольное движение, собираясь обняться с другом, но в последний момент сдержался и отступил назад. Интуитивно он вдруг осознал, что перед ним если и не враг, то, по крайней мере, ставший чужим человек.

– С какой целью следуете? – вывернулся из-за плеча Курта Патрик Каллахан.

Железный Мартин молча выудил из внутреннего кармана гимнастёрки свёрнутый в трубку лист плотной бумаги.

– Дипломатическая миссия, – вслух зачитал Патрик. – Наделена полномочиями, направляется в зиму с официальными предложениями.

– От кого эти предложения? – почесав в затылке, осведомился Патрик.

– От сэра Энрике, главы клана Гарсия.

– Как, как? – изумился Патрик. – Какого клана?

– Гарсия, – терпеливо повторил Мартин. – В июле произошли некоторые изменения.

– Выходит, ты, – встрял Курт, – на стороне этого Гарсия?

– Я имею честь состоять начальником его личной охраны и членом клана.

Курт присвистнул.

– То есть ты теперь июлит? – спросил он.

– Можно считать и так. Вы намерены нас пропустить?

– Да, разумеется, – Курт отступил в сторону. – Проезжайте.

– Гарсия – это наверняка тот ублюдок, который затеял бойню, – задумчиво глядя вслед удаляющейся карете, произнёс Патрик. – Этот парень твой приятель, Курт?

Курт Бауэр не ответил. Мир изменился, и кого сейчас считать приятелем, а кого неприятелем, он не знал.

– «Достойная» компания, – подытожил Франсуа Мартен. – Мне приходилось знавать одного из них, заносчивого святошу с гнусной рожей. Некий отец Уильям из июня, та ещё сволочь.

– Ничего. – Курт положил руку Франсуа на плечо. – Скоро мы забудем про всё это. На архипелаге ни твоего знакомца, ни моего не будет.

– Если мы до него доберёмся, до архипелага, – проворчал Франсуа. – И если погорелец выживет.

Погорельцем между собой на заставе звали вот уже месяц боровшегося со смертью Джерри Каллахана. Он то впадал в забытье, то выныривал из него, и тогда в полубреду принимался горячечно проклинать некоего Ловкача.

Джерри Каллахана, до неузнаваемости обгоревшего, выходила Бланка. Вот уже месяц она не отлучалась от его постели, кормила и поила с ложки и меняла на нём бинты. Она же не позволила расстрелять бывшего главу клана Каллаханов, когда выяснилось, кто он.