Диана Удовиченко - Эффект преломления

— Мастер Чжан просил передать. Обещает любую поддержку в расследовании. Все, что может. А может он многое.

Принесли свинину в кисло-сладком соусе. Чонг, докуривая вторую уже сигарету, внимательно наблюдал, как я жую. Тяжелый упыриный взгляд несколько отвлекал от еды, поэтому я грубо сказал:

— Хватит мне в тарелку заглядывать. Лучше закажи себе что-нибудь, чтоб не выделяться.

Гребаный клоун картинно затянулся и нагло выпустил клуб дыма прямо мне в лицо:

— Ты ж, Ванюська, знаешь: у нас желудки не приспособлены для твердой пищи, да и вкуса я не чувствую. Неохота потом все это дело выблевывать.

Подлая тварь делала все возможное, чтобы испортить мне обед. Я в ответ только усмехнулся:

— Тогда зачем ты куришь? Все равно ведь дохлый.

— Дохлый, зато от рака легких не сдохнет, — философски заметил Чонг, вытаскивая из пачки очередную сигарету.

Наш диалог становился все более бессмысленным.

— Мастер Чжан приказал тебе делиться любой информацией? — уточнил я.

Азиат неохотно кивнул.

— Тогда объясни, как вы узнали, что найденный зверь — именно Джанджи? Ведь пропало несколько ваших, а в этой твари вроде опознать кого-то невозможно.

— Особые приметы. — Чонг выпустил через нос две струи дыма. — Почти у всех киан-ши есть татуировки. Вот и у Джанджи была на ноге. Сохранилась под шерстью.

Я кивнул. Больше вопросов пока не было. Отодвинул тарелку. Китаец тут же затушил в ней бычок.

В кармане зазвонил айфон. Номер незнакомый. Я ответил и тут же пожалел об этом.

— Иван Сергеевич, здравствуйте. Вы меня помните?

Ну конечно, я ее помнил. Таких не забывают. Жена свежепропавшего бизнесмена Катынина.

— Вы должны мне помочь! — снова заладила дамочка. — Умоляю!

— Откуда вам известен этот номер? — вместо ответа спросил я.

— Большие деньги означают большие возможности, — неожиданно четко ответила Катынина. — Ваш номер нашли довольно быстро.

— Вот теперь пусть те же люди найдут вашего мужа, — парировал я и отключился.

— Соломенная вдовушка? — закуривая, хихикнул Чонг. — А, Ванюська? Тайные страсти, безумный секс, грязные мысли, непристойные позы, э?

— А тебе зачем? — ухмыльнулся я. — Все равно ж импотент с тысячелетним стажем.

Дым начинал меня доставать. Вырвав у азиата из пальцев сигарету, затушил прямо об его лоб, не обращая внимания на испуганные взгляды посетителей ресторанчика. Китаец навесил на лоб длинную прядь волос, подождал, пока ожог затянется. Потом состроил плаксивую физиономию, запричитал:

— Нет-нет, не ревнуй, милый, я люблю только тебя…

Хренов шут.

Я рассчитался, встал:

— Ладно, уже поздно. На сегодня хватит с меня плодотворного сотрудничества.

— Не, так не пойдет. — Чонг тоже поднялся. — По договору мы должны все время находиться в поле зрения друг друга. Чтобы не было возможности утаивать информацию.

Большего бреда я в жизни не слышал. Пришлось звонить отцу Константину, уточнять. Батюшка подтвердил. Я даже не удивился уже, привык к тому, что накал безумия в этом деле достигает предела.

— Пошли тогда.

Возникла у меня одна мыслишка…

В машине Чонг снова попытался закурить.

— Вышвырну. Полетишь следом, — пригрозил я.

Китаец не рискнул связываться. Сидел смирно.

Подъехав в дому, я остановил машину перед воротами, нажал на кнопку пульта, вышел и широким жестом указал на дом:

— Входи, пожалуйста. Я приглашаю.

— Да щас, — отозвался проклятый, высовываясь из окна. — Можно подумать, мы не изучили объект. Это ж не дом, это сплошная ловушка для вампиров.

Не получилось. Ван, Хель и Синг, рванувшиеся было к китайцу, разочарованно взвыли.

— Ничего, ребята, — утешил я. — Будет еще и на вашей улице праздник, объявится залетный упырь. Сейчас каши дам. А ты, клоун, устраивайся как знаешь.

Чонг подождал, пока я запру собак, потом выбрался из машины. Когда за мной закрылись ворота, с независимым видом направился к деревьям, которые росли у забора.

Перед тем как лечь спать, я выглянул в окно, посмотреть, где там китаец. Чонг, как огромная летучая мышь, висел вниз головой на дереве.

Из истории рода Батори

Вена, дворец Хофбург, май 1577 года от Рождества Христова

Парадная зала сверкала огнями тысяч свечей, блеск которых растекался по шелку стен, касался многочисленных драгоценностей, рассыпаясь отраженными бликами.

Нарядные дамы и кавалеры замерли в жеманных позах, ожидая начала танца. Наконец заиграла музыка, и вереница пар потекла в плавном менуэте.

Первым, открывая празднество, шел император Священной Римской империи, король Венгрии Рудольф Второй с юной супругой графа Ференца Надашди. Семнадцатилетняя Эржебета была прелестна, ее необычная красота притягивала взгляды, не оставляя равнодушным никого. О ней говорил весь двор — от галантных кавалеров до старых сплетниц. Траур по Оршоле закончился, и наконец Ференц между двумя походами нашел время вывезти жену в столицу, представить ее ко двору.

Графиня лебедью плыла по зале, грациозно приседала в реверансах, покачивала тонким станом. Рудольф был очарован. Прямая осанка, гордая посадка головы, белоснежная кожа, оттененная алым шелком платья, пронзительный взгляд черных глаз делали Эржебету похожей на красавиц-испанок, по которым тосковал король, разлученный с любимой страной. [9] Рудольф II Габсбург был внучатым племянником императора Карла V и двоюродным племянником испанского короля Филиппа II. Он воспитывался и обучался в Испании.

Дьёрдь Турзо, который тоже приехал в Вену, чтобы развеяться при дворе, не танцевал. Зато, стоя в толпе, глаз не сводил с графини, ловил взглядом каждое ее движение, каждый наклон головы, каждую холодноватую улыбку, обращенную, увы, не к нему. Красота Эржебеты доставляла ему наслаждение, невозможность обладать этой красотой приносила почти физическую боль. Не смотреть бы на нее, забыть, да сил не хватало. Не ради нее ли он примчался в столицу? Ради нее, признался себе Дьёрдь. Хотел увидеть.

Менуэт закончился. Но Рудольф, проводив свою даму, не отошел от нее. Между королем и графиней завязался оживленный разговор. Первые красавицы венского двора смотрели с завистью, перешептывались о том, что прекрасная венгерка наверняка станет новой пассией монарха.

Однако беседа, которая так увлекла Рудольфа и Эржебету, не имела ничего общего с любовным воркованием.

— Так вы полагаете, графиня, что для возгонки требуются две печи?

— Лучше четыре, ваше величество. И это не считая печи философов.

— А облицовку глиняных сосудов вы делаете…

— По Альберту Трисмегисту, ваше величество. Как же иначе?

Первый экзамен графиня выдержала. На лице короля расцвела довольная улыбка. Он был большим знатоком алхимии, недаром носил прозвище Германского Трисмегиста.