Александр Маркьянов - У кладезя бездны. Часть 4

Мое мнение о том, что любое грубое вмешательство Германии в обстановку в Италии контрпродуктивно — никого не интересовало. Каждый — просто хотел получить свое.

С середины дня — я включился в работу германского оперативного штаба на вилле — и уже к вечеру понял, что речь идет о смене Папы Римского. Путем ликвидации действующего, какой именно — я не знал, и замены Папы Римского на своего человека.

В сущности это был неплохой план. Ватикан — абсолютная монархия, Папа там осуществляет и законодательную, и исполнительную и судебную власть, кроме того — он вполне официально признан непогрешимым, здорово, правда? Снеси неугодного тебе Папу, поставь угодного — и дело в шляпе. Австро-венгры и британцы так сделали в восьмидесятом — после чего едва не началась вторая мировая война, и в том, что не началась — не их вина. Проблема была в том, что негативно относился к тому, чтобы перенимать пикантно-пакостные манеры работы британских и австро-венгерских спецслужб. Все-таки неохота становиться таким же гадом, как и те, против кого ты борешься. Хотя… может быть, это просто профессиональная ревность ищет себе дорогу, что в данном случае рулим ситуацией не мы. А немцы. Не знаю.

Вообще, глупо предполагать, что один человек может действительно переиграть машину. Можно было только добиться признания своих интересов и согласия учитывать их, чего я и добился. Но все равно… пакостно на душе. Пакостно.

Вечером — Ирлмайер снова пригласил меня на ужин. Мне показалось, что он хоть и мнит себя скрытным человеком — но в глубине души у него есть некая экстравертность. Желание чтобы хоть кто-то знал о том, что он сделал и продолжает делать. В этом смысле мы полные противоположности Он — экстраверт, скрывающийся под маской интраверта, а я — интраверт, скрывающийся под маской экстраверта…

— У вас есть дети? — внезапно спросил я

Ирлмайер осекся на полуслове

— А причем здесь это?

— Не знаю как вы, но я предпочел бы, чтобы моя война имела какой-то смысл.

— Вы, русские, всегда забиваете голову каким-то бредом…

— Это не бред. Смысл моей войны — оставить моим детям лучший мир, чем тот, который мой отец оставил мне.

— Получается? — ехидно осведомился Ирлмайер, возвращая удар

— Нет.

Этот ответ, простой, понятный и не уклончивый — вверг немца в глубокую и мрачную задумчивость.

— У меня есть женщина… — наконец сказал он — хорошая… женщина… Действительно, очень хорошая. Я рад, что она у меня есть, и она… надеюсь, тоже. Но я как-то не задумывался о детях. Может, где то и есть…

— А ради чего тогда воюете вы?

— Ради чего…

Ирлмайер снова погрузился в молчание. Я ждал.

— Откровенно говоря, я никогда не задумывался, об этом, мой русский друг — сказал шеф гестапо — но если вы задаете такой вопрос… я не знаю. Просто у меня есть чувство… поганое такое чувство, что мы держим плечами плотину. Затыкаем пальцами дыры.

Ирлмайер допил свой бокал и мрачно сказал

— Однажды, дыр окажется больше, чем наших пальцев. Это будет… но не сейчас, не завтра. Больше мне жить незачем, мой русский друг. Просто — кто-то сказал мне — держи плотину. Кто-то… нет, не в Берлине. Там.

Ирлмайер показал пальцем наверх.

— И я ее держу. Больше у меня нет никакого смысла жизни… такого, какой любите выдумывать вы, русские, и писать об этом книги.

— Заведите семью, мой германский друг — посоветовал я Ирлмайеру — это единственное, ради чего стоит жить.

— Да… наверное я так и сделаю — неуверенно сказал немец — как только вернусь в Берлин. Да, решено.

— Если мы вернемся — немного подправил тему я — зачем вы играете в такие игры с папством? Ватикан… это же опасная игра.

— Более чем, мой русский друг. Более чем. Что предлагаете сделать?

— У вас большое количество материалов. Обнародуйте их… вам же не нужны деньги.

— Детский сад… — раздраженно сказал Ирлмайер — право, если вы скажете мне еще раз нечто подобное, вы лишитесь моего уважения. Папство это зло? Ватикан весь прогнил? Да бросьте… Это рассуждения достойные газетчика а не разведчика. Сама по себе система не может быть злом, люди входящие в нее — вот зло. Мы поддались… проявили слабость… давно, четверть века тому назад. Тогда мы решили уступить в малом, разменяли эту ситуацию на нечто большее, фактически — на не начало Второй мировой, как вы не понимаете? Но теперь — вы же видите, во что все превратилось. Это опасно для нас… в составе нашего государства — земли, на которых живут десятки миллионов католиков. Вам не стоит объяснять, сколь опасен сепаратизм — даже не подкрепленный религией. А если он будет подкреплен религией? Папы уже достаточно сильны, чтобы начать собственную игру — а как только у них появится подконтрольное им оружие массового поражения, игра и вовсе пойдет вразнос. Нормандия, Испания с ее территориями, Латинская Америка, дальше что? Мы хотим взять ситуацию под контроль, пока не стало поздно…

— И вы считаете, что, поставив на место Папы своего человека, вы исправите ситуацию?

— А почему бы и нет. Вы что — не поняли, чей сейчас ставленник на папском троне, и что он творит. Надо объяснять?

— Не надо — невесело ответил я — и у вас есть такой человек, которому вы можете доверить такой пост и довериться ему?

— Есть, почему нет, мой русский друг. Есть…

— …итак, мы собираем деньги и посылаем их в Африку. Мы посылаем миссионеров, которые несут слово Христово во тьму мракобесия, невежества и угнетения! Мы проводим благотворительные балы, на собранные деньги закупаем лекарства и рис и отправляем их страждущим — ровно для того, чтобы как минимум половина из того, что мы посылаем, оказалась на ближайшем базаре. Вы спросите — но как же быть, отче? Что мы можем сделать?

Кардинал Коперник остановился на сей высокой ноте, орлиным взором оглядел собравшихся перед ним людей в сутанах послушников. Все слушали его, затаив дыхание.

— Дети мои… — мягко начал он — когда то давно, когда я еще был молод — я задал такой же вопрос своему духовному наставнику. Это было то время, когда в моих волосах еще не было седины, а зло и бесчестие не распространились так по планете, как оно распространилось сейчас. Я спросил — отче, но что я могу сделать с этим. И он улыбнулся и сказал мне: Франко, когда ты будешь задавать себе такой вопрос, подумай — а как поступил бы Христос? Найди ответ на этот вопрос в своем сердце — и действуй, ничего не опасаясь. Ведь Господь — с тобой!

Кардинал Коперник резко махнул рукой:

— Как поступил бы Христос, глядя на то, что творится вокруг нас?! Зло, угнетение, ужас, война — распространились при молчании верующих! Когда Христос, Господь наш увидел, как в храме меняют монеты — он не стал молчать, он не стал принимать мир таким, каков он есть! Он перевернул столы и выгнал менял из храма!