Александр Маркьянов - У кладезя бездны. Часть 4

ФИАТ остановился.

— Мы на месте, синьор… — сказал шофер

Барон вернулся в реальный мир.

— Да… спасибо, Эмилио. На сегодня ты мне больше не нужен.

— Спасибо, синьор депутат.

Барон знал, что Эмилио после работы использует машину, чтобы снимать баб, один раз он обнаружил на коврике на заднем сидении использованный preservativo. Но барон ни слова ему не говорил… он был сторонником такого подхода, что слугам следует давать некоторую свободу… в обмен на верную службу. Тем более что машина служебная, а он и сам в этом вопросе не безгрешен.

По узкой и темной лестнице — барон поднялся на третий этаж, на котором у него была «представительская квартира» — то есть квартира, которую можно представить как доказательство скромности жизни народного избранника. Дом был относительно новым, для Рима даже очень новым — он был построен в тридцать третьем году при Муссолини. Но лифт уже не работал. Это кстати, одна из типичных черт итальянцев — не отвлекаться на мелочи жизни, брать только самую суть. Поставили лифт? Поставили. А то, что он через год откажет — ну, на то воля Божья.

Барон отпер старого фасона дубовую дверь и прошел внутрь, в благословенную прохладу его берлоги. Жилище было изначально пятикомнатным… Муссолини запретил строить квартиры меньше чем из трех комнат, потому что это мешало молодым семьям заводить детей. Но барон провел некую перепланировку квартиры — и теперь — холл был объединен с одной из комнат, перегородка была снесена. Просто он не мог раздеваться и одеваться в месте, где даже руки нельзя в стороны развести. Родившийся в фамильном поместье — барон привык к простору…

Луну, свою вторую жену — он даже не пытался селить здесь. Когда Луна приезжала в Рим за покупками — она останавливалась в аристократическом Савое, а он безропотно оплачивал счета. Благо деньги у него в последнее время появились.

И только положив портфель, барон потянул носом и понял, что в квартире кто-то есть.

У него не было огнестрельного оружия — депутат просто не мог его носить. Нельзя сказать, что он не испугался — в стране, где зародилась мафия, только дурак не пугается незваных визитеров, без тебя проникших в твой дом. Делать было нечего… он оставил портфель в покое и задом тронулся к двери, надеясь дойти тихо и внезапно выскочить на лестницу. Замок здесь английский, а дверь — такая что из автомата не пробьешь…

— Господин барон…

Из кухни появился человек. Он его не знал.

— Что вы здесь делаете?

— О… простите, что воспользовались вашим гостеприимством без вашего ведома, барон.

— Это так называется, да? Да вы вломились в мой дом!

— Но мы ничего не украли…

Из комнаты проявился еще один человек. Вот его — барон знал очень хорошо.

— Виктор? А ты какого черта тут забыл?

Виктор Сантелли, депутат от крайне правого Национального союза (у него было только шесть представителей, его идеи напугали бы даже Муссолини) — раздвинул губы в улыбке.

— Барон приношу извинения. Мы люди простые. Вот, пришли в гости, хозяина нет, решили подождать…

— Как вы сумели войти, на двери замок.

— Да бросьте, какие мелочи…

— Я всегда знал, что вы громила, Сантелли…

Сантелли ничуть не обиделся

— Прошу!

Поняв, что его просто не выпустят, барон прошел в залу.

Там оказался третий человек. Среднего роста, лысый, в черных «полицейских» очках, несмотря на полумрак.

— Добрый день… — поздоровался он

Барон уловил, что итальянский не является для этого человека родным.

— Кто вы?

— Сударь, к чему такие вопросы? — спросил Сантелли — давайте, выпьем и поговорим о делах. В качестве некоей компенсации… мы принесли хорошее вино. Выпьем и станем друзьями.

На полу и в самом деле стояла сумка, Сантелли начал доставать из нее вино и приборы, ставя на журнальный столик. Барон с первого взгляда определил, что вино хорошее, не купленное в магазине. В магазине хорошее вино не купить, оно стоит именно так, как вино держать нельзя — вертикально, на жаре и под сильным светом. А на этой бутылке были следы паутины, но не было этикетки — совсем никакой. Значит, это вино из чьих то погребов, не предназначенное для продажи. Конечно, и тут можно нарваться на уксус… но шансов меньше

— Выпивка делает друзьями только алкоголиков — отрезал барон — Аргентина, верно?

— А вы проницательны…

— Это наше вино, синьор… — заговорил человек в черных полицейских очках — вино нашей родины, страдающей от разгула анархии. Вино красное как кровь. Выпейте его, синьор, чтобы хоть немного узнать мою родину…

Барон не притронулся к налитому бокалу

— Вы говорите про кровь. Вам не кажется, что у вас проливается слишком много крови, чтобы это можно было считать нормальным? Как насчет тех студентов, а?

— Какие студенты, синьор. Да это коммунисты!

— Это не повод направлять броневики и обстреливать студенческий городок.

— Позвольте нам сами, синьор, решать в нашей стране, как нам бороться с коммунизмом. Вижу, у вас с коммунизмом не борются и дела обстоят все хуже и хуже. Может вам стоит взять пример с нас, а, депутат?

— А как насчет расстрелянных священников. Может, они тоже были коммунистами?

— Нет, они укрывали их в храмах…

Сантелли поднял свой бокал, даже видя, что никто не следует его примеру.

— За процветание, господа!

Человек в черных очках поднял бокал, но пить не стал.

— Барон, вы уже понимаете, зачем мы пришли? — спросил Сантелли, хлебнув вина и решив, что пора переходить к делу

— Да уж понял…

— Тогда перейдем прямо к делу…

Человек в черных полицейских очках запустил руку в сумку и достал оттуда пачку купюр в банковской упаковке.

— Полмиллиона лир, синьор. В качестве залога нашей дружбы. Дружба с Аргентиной — не улица с односторонним движением.

Аргентинцы, связанные с крайне правыми, просчитались и сильно. Это был семьдесят шестой год, мосты дружбы только намечались. Общество в Италии еще не было серьезно расколото, не радикализовалось, крайне правых, как и крайне левых было слишком мало. В семьдесят шестом существовала лишь ограниченная группа людей, поддерживающих Аргентину — в Консульте, в Палате депутатов, побольше — в Сенате, приближенных Короля. Часть занимали такую позицию из-за денег, и только часть — по геополитическим соображениям. Тогда еще аргентинские военные не окончательно разругались с североамериканцами, их сводная дивизия даже воевала в ЗАПТОЗ. Сил у аргентинского лобби, чтобы дать депутату Полетти многолетние ассигнования на дорогу не было — и они решили дать денег лично барону.

И просчитались в этом. Барон был аристократом, и он был честным человеком. С одной стороны — сейчас у него хватало денег. С другой стороны — он еще не забыл, что такое честь. Подкупить аристократа — было намного сложнее, чем подкупить простолюдина.