Виктор Ночкин - Дорога оружия (сборник)

– Точно, – согласился фермер. – Трусливые попались. Пару раз в них бабахнул, они и наутек.

И тут раздался грохот, потом выстрелы – далеко, в другом конце долины. Звуки едва пробивались сквозь рокот двигателей.

– Чтоб тебя некроз накрыл! – рявкнул Леван. – Туда, туда гони!

Он указал рукой направление. Эти дикари, пустившие несколько горящих стрел, только отвлекали внимание, а всерьез нападение они устроили в другой стороне. Судя по тому, что стрельба не прекращалась, вдалеке шел настоящий бой.

Водитель рванул с места так, что Леван не удержался на ногах, едва не свалился в люк и, выругавшись, сел. Пришлось ухватиться обеими руками, чтобы не полететь с крыши. Он крикнул водителю мотоциклетки, чтобы не спешил, но тот не расслышал. Отряд миновал ограду, за которой все еще вились чахлые дымки́, и покатил вдоль соседнего хозяйства. Чтобы не петлять между подворьями, бандиты направились в объезд, вокруг всего широко раскинувшегося поселка.

Бой шел в другом конце долины. Пока добрались, все уже было кончено – ферма горела, да не так, как первая. Здесь полыхало всерьез, и густые жирные столбы дыма поднимались к небесам. Кочевые не успели уйти далеко, они едва-едва выбрались из-за ограды, проломанной в нескольких местах. Мотоциклетка, которая тянула фургон, свернула – водитель сменил направление, чтобы выйти наперерез всадникам. Те уже уходили, прихватив мешки с добычей. Завидев погоню, они тоже свернули.

Бандит с котелком, надетым на манер каски, встал позади Снулого. Сендер подпрыгивал на ухабах и трясся, поэтому пришлось держаться. Другой рукой бандит поднял винтовку и выстрелил вслед беглецам. Конечно, пуля ушла далеко в сторону, а расстояние, отделяющее дикарей от погони, медленно росло. Здесь не было дороги – сплошные кочки и заросли колючки. Манисы неслись длинными прыжками, с хрустом сминая жесткие выгоревшие побеги. Вот они миновали пустырь и вылетели на поле, покрытое щетиной ровно скошенной стерни. В руках у нескольких всадников полыхнули огни, светящиеся точки разлетелись, выписывая широкие дуги, – дикари подпалили свертки пакли, пропитанной маслом, или что-то подобное. Кочевники отшвырнули горящие комья, которые были привязаны к длинным веревкам. Плюющиеся искрами сгустки пламени запрыгали вслед за ними по стерне, поджигая высохшие стебли. Тут же повалил густой дым, отряд дикарей скрылся за сплошной стеной чада и рассыпающихся искр.

Леван заорал, перекрывая грохот:

– Стой! Стой! На подворье сворачивай! Все равно не догоним! Стой!

Мотоциклетка снизила скорость, вслед за ней стали притормаживать и сендер с отставшим фургоном. Описав дугу, они подъехали к проломам в ограде фермерской усадьбы. Леван оглянулся – перед холмами, там, где уже начинался пологий подъем, лежала густая тень, наездники выскакивали из полосы дыма и тут же ныряли в тень, как в тяжелую стоячую воду. Совсем мало. Значит, другие группы уходят в стороне, рассыпались на кучки, людоедские морды, бегут порознь, теперь их не настичь.

Когда фургоны покатили во двор, сендер остался снаружи. Снулый поднялся с сиденья и взялся за приклад «гатлинга». Стволы смотрели вслед убегающим дикарям.

– Ты чего не стрелял? – крикнул сквозь бойницу Кудря.

– Далеко, не попал бы, – медленно ответил Снулый. Последние слова он произнес уже вслед прокатившему мимо прицепу.

Во дворе мотофургоны встали. Леван, хватаясь за приваренные к броневым листам скобы, спустился на землю. К нему подошел Кижан, это было его подворье. Совсем недавно пивовар казался вполне счастливым и довольным собой, но сейчас от того веселья не осталось и следа. Ограда его хозяйства была разрушена, сараи горели, один уже превратился в груду обугленных обломков, торчащих из развороченного грунта. Дом уцелел, подожженная пакля тлела на воткнувшихся в стены стрелах, одна ставня была наполовину оторвана и косо висела на единственной петле. Из окна выглядывал бородатый мужчина – батрак Кижана. В дом дикари пролезть не успели, но, видно, не очень-то и стремились, их больше тянуло к припасам съестного, а это добро лежало в сараях. Вот сараи в основном и пострадали.

Бандиты по одному спрыгивали из кузова и расходились по двору, оценивая разрушения.

– Вот и попили пива, – бросил один. – Кижан, в этом сарае варил-то?

Хозяин мрачно кивнул. В уничтоженном сарае как раз и была пивоварня. Он подкатил на грохочущей бочонками повозке немногим раньше атамана, но сам, конечно, не рискнул врываться на подворье и отгонять грабителей – выжидал, пока дикари уберутся. Теперь он мысленно подсчитывал убытки и тосковал по разрушенным постройкам, которые своими руками поднимал. Наконец Кижан обернулся к атаману и с раздражением спросил:

– Чего ж не погнался за кочевыми, а? Ведь они совсем рядом были. Что ж ты им уйти дал?

Леван как раз оглянулся и увидел, как солнце пропадает за дальним холмом. Наступали сумерки, и живо представилось, как он преследовал бы по степи уходящих налетчиков, как всматривался в темноту, как прислушивался бы, не зашелестят ли над головой широкие черные крылья… От этой мысли у него будто кусок льда вдоль позвоночника вниз соскользнул, а в животе тоскливо заныло. Страх наполнил душу, затопил разум, и атаман, сам едва понимая, что делает, с размаху врезал фермеру в челюсть. В руке была «беретта», вот рукоятью и перепало Кижану.

Леван медленно поднял руку, поглядел на пальцы, судорожно сомкнувшиеся на пистолетной рукояти, потом понаблюдал, как Кижан ворочается в пыли, отхаркивается и сплевывает кровью. Страх немного отпустил, Леван перевел дух. Все во дворе притихли, все таращились на него – бандиты, домочадцы Кижана, которые как раз вылезли из дома. Бородатый работник даже рот разинул.

– Будешь еще у меня ответ спрашивать, и не так приголублю, – пообещал Леван. – Ты с кем заговорил, подумай! – Повернулся и, четко вбивая каблуки в пыль, пошел к прицепу.

Следом потянулись и остальные. Женщины сбежали с крыльца, стали поднимать Кижана, тот все утирал окровавленную бороду и всякий раз, проведя ладонью по губам, смотрел на руку, будто снова и снова изумлялся виду собственной крови.

– Поехали обратно, пока не стемнело совсем, – рявкнул Леван водителю. – У меня еще в усадьбе дела остались…

На обратном пути он сидел мрачный. Глядя на него, приуныли и остальные. Сперва бандиты обрадовались: не нужно драться, дикари сами убрались, вот и повод для веселья. Однако, косясь на Левана и вспоминая его внезапную вспышку ярости, они не решались проявлять довольство.

Когда вкатили в ворота усадьбы, Леван пошел к выходу, и его люди притихли, замерли на лавках вдоль бронированных стен, даже ноги под себя подобрали. Во дворе было тихо и пусто. Солнце село, и Дуля спрятался под крышей – когда начинало темнеть, он боялся открытого пространства. Леван и сам чувствовал нечто в этом роде, потому сразу устремился в дом.