Виктор Ночкин - Дорога оружия (сборник)

Атаман вошел в свою комнату, запер дверь, протопал к кровати и завалился, не снимая сапог. Сана, прижавшись к стене, смотрела на него – ждала, что сейчас будет: подзовет Леван и велит раздеваться или ругаться начнет. Он ощутил, как красноглазая бестия снова просыпается в душе, и погрозил Сане кулаком:

– Мутанты ей по ночам снятся! Тоже сбежать думаешь, как Ляков? Гляди, курица, насквозь тебя вижу. Если только попытаешься свалить – поймаю и шкуру спущу… А Ляков мне еще попадется. Я его найду, старого дурня, сюда притащу… чтобы все видели, что я ему тогда… как я его казнить буду! Поняла?

Женщина побледнела до синевы, и Левану стало лучше, страх отпустил.

В дверь постучали.

– Это я, Снулый.

– Санка, отвори ему.

Мрачный бандит вошел и потоптался на пороге – как всегда, собирался с мыслями, прежде чем выдавить из себя хоть слово. Наконец надумал:

– Никого. Всё обшарил.

– И что ж теперь получается, а, Снулый? Кто-то прятался у нас сегодня ночью? Так?

– Не так. Может, не сегодня, может, вчера или еще днем раньше.

– А может, на прошлой декаде?

– Не-е, тогда бы пыль собралась. А пыли не было. Там, внизу.

– Ладно… – Теперь и Леван задумался, чего бы сказать. Ему как атаману полагалось быть самым проницательным и догадливым, а никакого объяснения случившемуся у него не нашлось. – К некрозу это всё. Кто был чужой, все с Ляковом сбежали. Ты, Снулый, это… ты пойди поспи там, отдохни. Ночью будь настороже. И замок себе на дверь навесь, что ли.

Снулый махнул рукой и утопал. Можно было не сомневаться – о замке даже не подумает. Сана тут же заперла дверь за ним и испуганно оглянулась на Левана, но тот уставился в потолок и обдумывал, что еще нужно сделать до начала дождей. В голову ничего существенного не приходило.

Снулый вернулся к себе и тоже завалился в кровать. Денек выдался суматошный, в самом деле не мешало бы поспать. От южанина, жившего в этом помещении при прежнем атамане, осталось немало добротных красивых вещей, Снулый ими не пользовался и без сожалений выкинул бы, если потребуется освободить место. Остались зеркало, изящный стол на тонких изогнутых ножках (Снулый вещицу не оценил – хлипкая). На кровати – вышитое покрывало, края которого свисали почти до пола. Края украшала разноцветная бахрома. Должно быть, покрывало нравилось прежнему жильцу, но Снулый к подобным красотам был равнодушен. Он ни разу не сдернул покрывало, чтобы раздеться и лечь в постель, спал всегда одетый, укрывшись собственной курткой. Вот и сейчас разулся и плюхнулся на вышитую красоту. Поглядел в окно – уже темнеет. Закрыл глаза и вскоре задышал ровно и размеренно. Заснул он спокойно и тихо – точно так же, как вел себя, когда бодрствовал. И спал крепко, как человек с чистой совестью.

Потому и не услышал, как из-под вышитого полотнища, приподняв бахрому, поднялась черная тень.

Когда медленно сходящиеся створки ворот остались позади, Чак скинул мешковину, которой был укрыт с головой, и снова направил обрез на Лякова.

– Как забор кончится – сворачивай, человече! – велел он. – Очень неприятно на душе, когда за спиной твои дружки. Еще разберутся, что к чему, и пальнут вслед.

Ляков послушно свернул. Покосился на спутника, наткнулся взглядом на дуло обреза и поежился.

– А теперь куда?

– А теперь снова свернешь, потом на дорогу вернемся. Здесь же один выезд из долины, верно?

– Так и есть.

– Вот туда и кати, чего спрашиваешь? Я, человече, собираюсь отсюда подальше оказаться. Не нравится мне это место, народ здесь недобрый. Гостей плохо принимают… и вообще.

Пока Ляков велел бандитам отпирать ворота, пока заводил сендер и медленно выруливал по двору, Чак прятался в мешке, целился в старика из старого обреза и волновался – а ну́ как дед передумает? Теперь карлик приободрился, к нему возвратилась обычная самоуверенность, но обрез он по-прежнему держал направленным на Лякова.

Сендер прогрохотал мимо спящих фермерских хозяйств. Сумерки расстилались вокруг и окрашивали в серое и без того небогатую красками округу. Заборы и крыши над ними проплывали справа и слева, наконец впереди показалась седловина между двумя холмами, туда и вела колея.

Сендер нырнул в лощину, миновал ее, теперь перед беглецами лежала равнина.

– Дальше куда? – буркнул Ляков. Вроде все прошло гладко, но вид направленного на него ствола старику был не по душе. – И перестал бы ты меня на прицеле держать, что ли? Тряхнет на ухабе, ты палец не удержишь – и привет, застрелил зазря.

– Я, старичок, зазря ничего не делаю, – самодовольно улыбнулся Чак. – Так что не сомневайся: если пристрелю, то исключительно за дело. Теперь на север держи.

– Может, лучше по дороге? Если повезет, проскочим мимо кочевых, выберемся к жилью, а там…

– На север, старичок, на север! – Чак качнул обрезом. – Ты ж помогать обещался, а не спорить.

Ляков послушно свернул. Сендер выкатился из наезженной колеи.

– На севере ничего, – осторожно заметил старик. – Плохая земля, ядовитый пар из ущелий валит. Зачем туда?

Ответить Чак не успел – на гребне дальнего холма промелькнули силуэты всадников на манисах. Показались и пропали – кочевые спустились с вершины в тень. Можно не сомневаться, что спустились именно по эту сторону холма.

– Ну вот, заметили нас, – с тоской промолвил Ляков. – Что делать будем? Девка говорила: не бежать.

– Это она там говорила, – объяснил Чак, – а мы-то здесь. Нам отсюда лучше видно, как быть. Гони дальше к северу.

– Да что тебе там?

– Не твое дело, старичок. Гони знай.

Ляков добавил газу. Сильно разгонять сендер он опасался – и так трясет на бездорожье, подвеска лязгает, корпус дрожит и, кажется, вот-вот на куски развалится. А дикари на манисах слишком далеко – не догонят, их зверям не под силу долгая скачка с такой скоростью. Но вскоре появилась еще одна группа верховых – и гораздо ближе.

– Они своим дали знать, – забеспокоился Ляков, – теперь обложат, будут гнать.

– Ага, – согласился Чак и легонько ткнул обрезом старика под ребра. – И ты гони себе, ни о чем не беспокойся.

Карлику было плохо видно – он сидел низко, так что голова едва торчала над бортом. Но погоня его как будто совсем не беспокоила. Он время от времени привставал и глядел вперед – там уже показалась темная зубчатая полоса, над которой небо дрожало и переливалось. Та самая плохая земля, о которой толковал Ляков, скалы и ущелья, на дне их есть выходы ядовитого газа. Этот газ и стелился над скалами, создавая иллюзию движения в небесах.

Дикари маячили позади, медленно отставая. Они манисов не гнали – берегли силы. Ляков вертел головой по сторонам, ожидая подвоха, и дождался. Из-за холмов справа вынырнула новая группа кочевых, многочисленнее прежних. Эти визжали и понукали ящеров, словно всерьез вознамерились догнать беглецов. Ляков повернул руль, забирая левее, – тут-то наперерез ему выскочили новые преследователи. Старик уже не щадил сендер, вдавил педаль газа на полную и снова вывернул руль, бросая машину вправо. Столкновения с визжащими дикарями он избежал, но те, что присоединились к погоне последними, теперь отставали всего на четыре десятка шагов и азартно колотили манисов пятками, стремясь сократить расстояние.