Виктор Ночкин - Дорога оружия (сборник)

Снова загомонили торговцы, но уже потише – не вполне уверенно, косясь друг на друга, стали толковать, что Граф, конечно, доверия сразу не внушал, очень уж подозрительный торговец, в делах прижимистый, да еще и вор, оказывается!

Самоха попятился и сел на скамью.

Пока корабельщики уверяли друг друга, что Граф – человек скрытный и подозрительный и что они сразу это поняли, старшина прокторов потихоньку встал и бочком, вдоль стола, позади товарищей, убрался из рубки. Игнаш проследил его движение и, склонившись к Самохе, пошептал на ухо. Тот кивнул. Тем временем торговцы стали умолкать. Вдруг как-то сразу выяснилось, что Граф никому не нравился, просто говорить об этом не хотели, а так он вообще тут не нужен, без него и чище, и порядку поболе. В конце концов все притихли и уставились на распорядителя игр. Он среди хозяев корабля был не только самым авторитетным, но, видимо, и самым смелым. Ясно же, что Графа на самом деле побаивались.

Возвратился глава прокторов, перехватил взгляд усатого и кивнул. Хозяин Арены откашлялся и встал.

– Ну, вот что. Новая дружба – этому, конечно, мы всячески рады. Но сделаем по закону. Графа нужно спросить, а заодно и обыск у него устроить. Если краденое при нем, то и дело ясное. Ну а если нет… ну что ж, будем разбираться. Но только мирно, хватит с нас и той стрельбы, что пришлые на днях устроили. Людей покалечили, кабак разнесли, «Бакен» то есть.

– Я людей поставил у его контейнеров, – вставил проктор, – у тех, что Граф занял. Но мои к Графу не полезут, никому не охота под пулю подставляться. Пусть оружейники сами.

– Так я съезжу за своими? – поднялся Самоха.

Игнаш с Йолей тоже встали.

Хозяева Корабля переглянулись, покивали важно. Проктор пригласил Самоху идти за ним. Пока спускались к сендеру, Самоха спросил:

– А что было-то, какой кабак, о чем ваш усатый толковал?

– Кабак, «Бакен» называется. Какие-то пришлые затеяли меж собой отношения выяснять. Откуда-то наемники взялись, гранаты в ход пустили, перестрелка была, народу поклали десятка два, и наших тоже, из моей службы. Парни злые сейчас, но к Графу соваться охотников нема. Он, слышь, поперек пола белую полосу провел, краской то есть намалевал. Сказал, кто черту пройдет, тому смерть. И ведь не поверили наши дурни, ну, не прокторы, а так, люди. Влез к нему как-то один, так Граф его сжег живьем. И все смотрели.

– Ясно. Игнаш, ты останься, а? Пригляди покуда, что ли?

– Ладно. Но сам не полезу. Ты карателей привез, пусть они.

– То ясное дело! Ты только пригляди, чтобы тут все было… как бы… ну, как бы это…

– Пригляжу. Старшой, ты покажь мне, где Граф сидит на Корабле, я понаблюдаю. Он меня не знает в лицо, так если что – и тревоги не образуется.

Самоха укатил с прокторами, а старшой повел Ржавого с Йолей через базар. Перед стражем порядка торговцы расступались. Если у кого хватало наглости совать свой товар – то лишь издали, не приближаясь. Тем не менее Йоля заробела. Базар и торгаши были ей не в диковинку, в Харькове этого навалом, но здесь было слишком просторно, пестро, солнечно и жарко. Она жалась за спиной Мажуги и боялась отстать да потеряться в этом людском круговороте – позади проктора и его спутников толпа смыкалась, все эти люди в цветастой одежде возобновляли разноголосый хор, предлагая товары и услуги. Наконец толпа поредела, впереди замаячили спины прокторов – двое стояли и пялились на сдвинутые вместе контейнеры. В боку одного контейнера была прорезана широкая дверь, даже скорее ворота – небольшой самоход пройдет. Створки сомкнуты.

Позади шумел базар, сновали люди, продавали, покупали, ругались и шутили. Перед воротами оставалась полоса палубы шириной не меньше десяти шагов, туда никто не совался. Вроде ни ограды, ни отметок на грязном настиле, но обитатели Корабля соблюдали незримую границу. В середине свободной полосы стоял широкий таз, в нем лежали какие-то запекшиеся прокопченные лохмотья.

– Вот тут ваш Граф поселился, – обернувшись, сказал старшина прокторов. – Платит он, честно сказать, исправно. Это без обмана.

– Что за таз? – поинтересовался Мажуга.

– В ём Граф человека сжег, тот еще живой был. Ну, не сам Граф, конечно, жег, а подручный его, не то родич какой. Мустапа имя.

– А вы чего?

– А чё мы? Тот вор был, сам к Графу полез, вот и получил, чего искал. Но мы, конечно, тому Мустапе сказали, чтоб непорядок после себя прибрал.

– А тот чего?

– Взял таз, прошел к борту и все в озеро вывалил. А опосля таз на место вернул, сказал: вдруг еще пригодится. Покуда не было нужды энту посудину спользовать, бояться усе. Никто не ходит к Графу, да и сам он редко показывается. Дня два его не видать, а, Ширга?

Ширга, один из прокторов, поставленных наблюдать за жилищем Графа, кивнул в ответ. Вообще, вид у него был вовсе не бравый – прокторам явно сделалось не по себе из-за этого задания, они бы с большой охотой убрались подальше, но в присутствии начальства изображали бодрость.

– Дядька Мажуга, – попросила Йоля, – уйдем отсюда, а? В тень куда, что ли?

Игнаш не ответил, потянул из кармана кисет, стал сворачивать самокрутку. На глаза падала тень от кепки, и Йоля, когда попыталась взглянуть ему в лицо, не смогла определить, какое у дядьки настроение, волнуется он или так просто, покурить решил. Солнце припекало, ворота склада, оборудованного в контейнерах, не двигались, прокторы переминались с ноги на ногу, базар шумел позади…

Старшина прокторов буркнул, что у него дел по горло, и ушел – скорей всего, пиво пить. Йоля села на палубу. Стало еще хуже, железо под ногами раскалилось, как жаровня. Пришлось встать. Наконец она пристроилась в тени, которую отбрасывала широкая фигура Мажуги, а тот докурил, втоптал окурок в палубу и стоял, не меняя позы, будто ему и жара нипочем. Солнце поднималось, тень укорачивалась, Йоля изнывала от зноя. Наконец, когда тень, отбрасываемая Мажугой, исчезла, стянулась к тяжелым сапогам, а ждать стало совсем уж невмоготу, явился Самоха, с ним пара прокторов и шестеро карателей.

Управленец подошел и встал рядом с Мажугой:

– Тихо тут? Не выходил кто?

– Никого. Командуй своим, пусть начинают.

Самоха махнул бойцам, Игнаш положил ладонь на рукоять кольта, прокторы отступили и встали в десятке шагов позади харьковчан, нервно сжимая штуцеры и дробовики. Один вспомнил:

– А ведь у Графа и пулемет был, я сам видал, на сендере.

– Да, плохо стоим, – согласился другой.

Прокторы попятились еще дальше и сдвинулись в сторону, чтобы не оказаться на линии огня, если будут стрелять сквозь проем ворот. Каратели сноровисто подбежали к контейнеру и замерли по обе стороны входа. Только тут Игнаш сдвинулся с места и пошел к раскаленной солнцем стене.