Сергей Дмитрюк - Лик зверя

Сделав несколько шагов, я сразу понял, что кажущаяся устойчивость почвы на самом деле обманчива. С каждым новым шагом я проваливался в бурую массу, все больше увязая в ней ногами. Увидел впереди непонятные силуэты. Остановился, приглядываясь. Я не сразу сообразил, что странные игольчатые контуры появились только на стекле моего шлема. В следующее мгновение всю смотровую щель затянуло паутиной коррозийных образований. Потеряв ориентацию в пространстве, я принялся протирать стекло перчаткой скафандра. Взглянул на свои руки: серебристый металл покрывали пятна бурой плесени, увеличивавшиеся с каждой секундой. На стекле шлема вновь появился белесый налет.

— Вот гадость! — воскликнул я.

— Что случилось? — взволнованный голос Фехнера сразу же отозвался в моих наушниках.

— Это какая-то кислота! Газообразная кислота! Она разъедает скафандр. Это невероятно!

— Включи биологическую экранировку! Слышишь, Влад?

— Да, да! Сейчас!

Поток биологического экрана оградил меня неприступной стеной, и я двинулся дальше. Почва не налипала на ботинки скафандра: масса ее, казавшаяся вязкой, на самом деле обладала некоторой упругостью. Правда, несколько раз прямо из-под моих ног били струи газа, и тогда мне приходилось отступать назад и обходить стороной опасное место. Наконец, я смог различить впереди смутный абрис корабля, припавшего к поверхности планеты. Прожекторы его были включены и высвечивали край подножья огромного кристаллического «дерева», верхушка которого терялась где-то в клочьях тумана.

Я приблизился к ракетоплану, осмотрел беспорядочное скопление «корней», каждый из которых был толщиной со ствол векового земного дерева. Чернеющие провалы между ними казались входами в таинственные пещеры. Я осветил фонарем один из них. Огромное углубление уходило далеко под основание «дерева». Мне даже показалось, что там появилось какое-то движение, но это ощущение быстро прошло.

У трапа ракетоплана я включил аварийный вызов. Клим сразу же открыл люк, и я быстро забрался в шлюзовой отсек. Выждав, пока окончится процедура специальной обработки, отвинтил шлем высшей защиты и, не снимая основного скафандра, прошел на центральный пост управления. Фехнер ждал меня здесь же и сразу вышел мне навстречу. На нем был надет обычный скафандр без шлема. Сейчас он выглядел взволнованным, хотя по радио его голос казался мне спокойным.

— Как на поверхности? — поинтересовался он, лихорадочно блестя глазами.

— Признаться, я ожидал лучшего, — буркнул я. — Ну, что тут у тебя случилось?

Я остановился около пульта управления, осматривая приборы.

— Сам не понимаю, в чем дело! — пожал плечами Фехнер, подходя ко мне. — Перед отлетом все было исправно, и вдруг такое…

Я склонился к информационному дисплею бортовой ФВМ, прочитал показания приборов. Запросил ФВМ о неисправности. Тут же пришел ответ, сообщавший, что в третьем отсеке двигательной установки обнаружена поломка. Причины аварии выясняются. Я выпрямился, вздохнул.

— Что будем делать? — спросил Клим, внимательно следивший за мной.

— Пока мне ясно только одно: самим нам двигатели не починить. Придется возвращаться на Орбитальную на моем аппарате.

— А как же мой корабль?

— Оставим здесь. Ничего не поделаешь. Аппарат неисправен, и на орбиту нам его уже не вывести.

Клим задумчиво почесал в затылке.

— Да ты не волнуйся! — успокоил я его. — На Базе мы все объясним. Факт поломки ведь налицо! Они пришлют ремонтников. К тому же, не плохо было бы снарядить сюда и хорошую исследовательскую экспедицию. После всего, что мы здесь с тобой увидели, думаю, она прилетит очень скоро. Но это решать уже Совету Экономики и Совету Звездоплавания. Ладно, собирайся! Пора возвращаться, а то ребята на орбите неизвестно что о нас подумают.

Фехнер пошел в шлюзовой отсек и вернулся через минуту, неся скафандр высшей защиты. Я помог ему влезть в него, проверил герметичность. Оглядев в последний раз пульт, Клим погасил свет в посту управления, и мы вышли с ним в переходной тамбур. Когда уже люк захлопнулся за нами и погасли прожекторы корабля, в душе у меня появилось чувство невосполнимой утраты при виде покинутого и словно умершего корабля. Не оглядываясь, мы быстро пошли прочь. Вскоре достигли моего ракетоплана и, забравшись внутрь, сразу же стартовали.

Вырвавшись из плена темной атмосферы и оставив далеко позади стремительно удаляющийся серпик неприветливой планеты, наш корабль устремился к далекому Солнцу, сопровождаемый двумя другими кораблями, в которых летели наши товарищи. Где-то там, на полпути к Земле, находилась наша заветная цель — рукотворный кусочек земного мира — громадная станция, вынесенная человечеством в эти холодные глубины космоса как форпост освоения новых неизведанных миров. Она стремительно неслась в пространстве по исполинскому кругу своей орбиты, готовая принять на свой борт отважных странников, возвращающихся с далеких звезд.

В эту ночь я почти не спал. Стоило закрыть глаза, и странные тяжелые видения начинали преследовать меня. Кошмары становились невыносимыми, и я в холодном поту вскакивал с постели.

В темноте, где-то под потолком каюты, шумел вентилятор, перегоняя потоки теплого и влажного воздуха. Я покосился вправо; различил контур стола и яркое пятно умывальника у огромного темного провала иллюминатора, за которым в чернеющей пустоте острыми иглами горели бесчисленные звезды. Некоторое время я смотрел в иллюминатор, отмечая по едва заметному движению звезд движение станции, на которой я находился, пока не появилось тошнотворное чувство головокружения. Пустота за стеклом — без границ, без направлений, без верха и низа — ощутимо давила на меня. Я будто проваливался в нее, с ужасом сознавая, что падаю в никуда и что падение это будет длиться вечно, как движение звезд за стенами станции. Сознание бесконечности Вселенной подавляло меня, уничтожало мое собственное «я», делая его незначимым и ничтожным. Я попытался представить себя сливающимся с этой массой звезд и почувствовал, что время останавливается и что я сам превращаюсь в «ничто», раздавливаемый этой вселенской громадой…

Нет! Так можно лишиться рассудка. Недаром же врачи запрещают подолгу смотреть на звезды, находясь на Орбитальной. Я протянул руку и передвинул небольшой рычажок в стене — стекло иллюминатора тут же стало непроницаемым. Я сел на койке, опустил босые ноги на пол. На столе около постели стоял стакан с соком. В горле у меня пересохло, и сейчас не мешало бы прополоскать его чем-нибудь. Я пошарил рукой по столу, в темноте едва не смахнув стакан на пол. Поднес его к губам и стал с жадностью пить. Сок был слегка кисловатым на вкус, но сейчас мне было все равно.