Сергей Дмитрюк - Зуб кобры

Звезды плыли навстречу в бесконечном стремительном потоке. Этот поток был могучей, всепоглощающей рекой пространства-времени, по которой несся мой корабль, все дальше и дальше удаляясь от планеты.

Я летел, как летают только во сне… Впрочем, были и крылья, и ракетолет слушался так идеально, что, казалось, был одним целым вместе со мной.

«Где же те двое?» — мелькнула мысль. Я посмотрел на экран и… Мир словно перестал существовать: звезды померкли, исчезли вовсе. Все вокруг затопило море огня — невыносимо ослепительного и трепещущего. А внизу экрана медленно и зловеще вырастала радужная арка-туннель, при виде которой меня охватил неодолимый, дикий ужас, парализуя волю и сознание.

Удар! Ярчайшая вспышка огня — перед глазами все погасло; я тонул в неведомой пучине мрака и бесконечности без надежды на спасение. Перед глазами метались фантасмагорические видения, сплетались знакомыми лицами, фигурами, образами; все они искажались, переходили одно в другое, растекались.

Удар! Рвущая тело боль затопила сознание. Перед глазами на мгновение встало что-то знакомое, невыразимо дорогое.

Удар! Красная тьма…

Я с трудом открыл глаза. Ничего не изменилось — вокруг все та же черная, давящая пустота. На лице лежит что-то холодное и мокрое. Где я?.. Что со мной?.. Или это только продолжение бреда?..

Попытка встать отозвалась ужасной болью во всем теле. Я едва сдержался, чтобы не закричать. В висках стучало. То, что я начал проявлять признаки жизни, видимо, привлекло внимание людей, которые, как оказалось, были где-то рядом. Я ощутил их торопливые движения, услышал приглушенный шум, отрывистые негромкие фразы. Напрягая слух, я вслушивался в слова, стараясь разобрать, о чем они говорят. Вдруг кто-то склонился над моим лицом, негромко произнес:

— Кажется, он очнулся… Сестра! Приготовьте стабилизирующий раствор и все необходимое для гипнотерапии. Он совсем еще слаб! Ему необходимо восстанавливать силы. Он должен спать, как можно дольше спать!

Это была земная речь! О небо! Я потянулся к говорившему, как слепой, широко раскрыв невидящие глаза, но человек уже отошел от меня. Тяжело упав на подушку, я зажмурился от счастья. Значит, я на Земле! На Земле!!! Все это не сон, не кошмар — явь! То, что произошло, может показаться кошмарным сном, но это уже никогда не повторится. Я прислушался… Как шумят сосны! Неужели это действительно земные сосны?! Тяжелый бред, преследовавший меня столько дней… Сколько?.. Падение в черную пропасть, в никуда… Неужели ничего этого больше не будет? Не будет?..

Мир, прекрасный мир вокруг живет бурной, счастливой жизнью, наполненной солнечным светом, теплом, пением птиц, и ничего не знает о нависшей над ним смертельной опасности… Впрочем, так и должно быть. Для этого я и многие другие люди в лиловых мундирах готовы в любую минуту пожертвовать своей жизнью, чтобы все они — счастливые и веселые, любящие и страдающие, мечтающие и творящие добро — такими и оставались, чтобы ничто не омрачало их жизни и счастья.

Успокоившись, я закрыл глаза. Как все-таки шумят сосны!..

Оглушительный сигнал тревоги заставил вздрогнуть.

— Внимание! Астронавт Влад Стив! Вас просят срочно пройти в сектор 5-Х! — разнеслось по ретрансляционной сети. Тут же снова: — Общее, информационное: отсекам семь, пять и одиннадцать задраить внешние переборки и иллюминаторы — у вас наблюдается утечка биосмеси!..

В динамике что-то зашуршало, словно диспетчер придвинул микрофон вплотную. Сказал вразумительно:

— Вы что там, с ума сошли? Штрафные часы захотели заработать? — и снова официально: — Повторяю, астронавт Влад Стив! Вас просят срочно пройти в сектор 5-Х!

Я не допил кофе, вскочил с койки, чуть не опрокинул чашку. Подойдя к двери, почувствовал, как содрогнулся пол. Контуры стен стали расплывчатыми от вибрации. Понял: только что на Стартовой причалил ракетоплан. Оглянулся, напоследок бегло осмотрел каюту и вышел.

До сектора 5-Х идти пять минут — это в самом центре Орбитальной.* Узкий, ярко освещенный коридор со стальными рифлеными стенами то и дело поворачивал: вправо-влево. Я быстро прошел по нему, на ходу здороваясь со встречными пилотами, механиками и стюардессами и едва успевая увертываться, чтобы никого не задеть плечом. Стальной пол, покрытый толстым слоем пенопласта, заглушал шаги. В конце коридора свернул налево, сел в лифт и спустился на две палубы ниже. Здесь тоже был коридор с рядами нумерованных дверей — жилой отсек станции. Сразу заметил открытую дверь по правой стороне. Вошел в каюту. У двери стоит Тадеуш Сабуро. Чуть в стороне, у откидной койки, склонился кто-то над темным предметом на полу. Я узнал механика Ханура со Стартовой. Почему он здесь?

Сабуро обернулся сразу, как только я вошел. Короткая стрижка, густые светлые брови, прищуренные глаза стального цвета, ямочка на твердом подбородке. Сейчас он чем-то взволнован. На нем скафандр, шлем держит в руках.

— Влад! Убийство!

— Ты что, Белоголовый, спятил? — Я вышел на середину каюты, осмотрелся.

Обстановка самая обычная: привинченный к полу стол, несколько надувных кресел, откидная койка у стены. На койке — надувной матрац, подушка. Светофильтр на иллюминаторе опущен. В каюте горит люминесцентная лампа. Ханур сидит на полу и вопросительно смотрит на меня.

Я подошел к нему, дернул за плечо, отстранил. На полу у койки — обугленный труп (тот самый темный предмет). Рядом видны оплавленные остатки металла, похоже, бывшие пуговицы. Разряд был боевой. От неожиданности я отпрянул. Взяв себя в руки, наклонился над мертвым телом, рассматривая его.

Лицо осталось целым. Глаза широко раскрыты, потускнели; рот перекошен от боли. В правой руке короткая трубка с рукояткой, — похоже, излучатель. Обернулся к Сабуро:

— Кто это?

— Алан Торкали, пилот патрульного «Икс-84».

Я снова посмотрел на тело, выпрямился.

— Ты понимаешь, что здесь произошло?

Сабуро растерянно смотрел на меня. Потом не то пожал плечами, не то поправил скафандр. Робко произнес:

— Убийство?

Я вздохнул, подошел к нему.

— Почему ты в скафандре?

— Я только что с патрулирования. Сразу сюда. Мне сказали еще на Стартовой…

Я покачал головой, прошелся по каюте. Ханур стоял у иллюминатора и ковырял пальцем отклеившуюся эмаль.

Еще ни разу за всю мою практику люди в Трудовом Братстве не умирали насильственной смертью. Конечно, были трагические случаи, аварии, стихийные бедствия, когда погибали люди, — человечество еще не было до конца избавлено от этих непредвиденных случайностей, — но всякий раз это становилось предметом общей скорби и сожаления.