Сергей Дмитрюк - Чаша огня

Я грубо оттолкнул его и подошел к входу в тайник. Осмотрел добровольцев и выбрал одного — невысокого смуглого мужчину с глубоко запавшими усталыми глазами. Вместе мы полезли в тайник и вытащили наружу несколько коробок. Мой спутник подтвердил, что здесь действительно устроен тайный склад продовольствия и медикаментов. Все зашумели, обступая Эвида и его помощников, требуя объяснений. Впервые на лицах этих людей я видел гнев и решимость. Я заметил, как горят щеки у Илви и Лузи Фэйв — обе ликовали, чувствуя нашу победу.

— Действительно, этот запас сделан по моему распоряжению, — пытался оправдываться Эвид, не на шутку испугавшийся гнева своих товарищей.

— Для чего? — наседал на него я. — С какой целью вы делали этот тайный запас?

— Я хотел исключить возможность бесконтрольного потребления продуктов и лекарств. Нельзя было допускать анархии в этом деле. Мы все могли погибнуть!

— Чушь! Полнейшая чушь! Вы прячете от своих товарищей продукты, опасаясь, что они будут бесконтрольно их расходовать, а сами можете делать это в любое время. Кто проконтролирует вас, Эвид? Вы просто хотели заполучить надежный рычаг давления на людей, и он оказался у вас в руках! Это вы называете «благом для всех»?

— Все это было необходимо для укрепления дисциплины в лагере, — вмешался в разговор Вилен, бессмысленно тряся головой и тараща глаза.

— Помолчите, вы! — оборвал его я. — О какой дисциплине вы говорите? А методы ее укрепления вы переняли у средневековой инквизиции или у идеологов фашизма?

Вилен еще больше затряс головой, но ничего не ответил.

— Кто из вас убил Кэрис? — Я снова повернулся к Эвиду. — Ведь ее убили по вашему приказу?

— Послушайте, Новак! — скрепя зубами, процедил Эвид. — Если вы сейчас же не замолчите, то…

— Хватит, Эвид! Что ты все время мешаешь ему говорить? — раздалось позади нас.

Эвид вздрогнул и осекся на полу слове. Я обернулся и увидел рядом коренастого темноволосого мужчину с усталым лицом, словно вырезанным из твердого дерева или камня.

— Ты долго морочил нам головы, — продолжал он. — Мы слушали тебя. Дай нам теперь выслушать другого! Этот парень говорит правду, и я верю ему. Верю, потому что прекрасно знаю тебя. — Он прищурился, словно прицеливаясь, глядя в упор в глаза Эвиду. — Говори прямо, что с Кэрис? Куда вы ее дели?

— Действительно! Куда подевалась Кэрис? — раздалось сзади.

— А продукты и лекарства? Это правда, что нас обманывали все это время? — спросил чей-то недоуменный голос.

— А ты как будто не знал? — кто-то усмехнулся в ответ.

Эвид весь съежился, словно кошка, готовящаяся к прыжку. Глаза его наполнились испугом и ненавистью. Волна всеобщего негодования нарастала с каждой минутой. В красноватом отблеске болота лица людей приобрели зловещее выражение. Добровольцы начали медленно обступать Эвида и его приспешников. Ситуация грозила стать непредсказуемой. Я понял, что все может закончиться трагически, а этого мне совсем не хотелось. И вдруг кто-то предложил:

— Да что там говорить? Переизбрать Эвида!

— Правильно! — сразу же поддержали его несколько голосов с разных сторон. — Переизбрать его! Долой Эвида!

Тут я решил все-таки вмешаться, прекрасно понимая, что одним переизбранием в данном случае не обойтись — слишком далеко зашел раскол между членами экспедиции.

— Друзья! Послушайте меня. Эвид виноват перед вами, нет спора. Но давайте не будем спешить с его переизбранием. Теперь он уже не сможет обманывать вас, как прежде. Вы знаете всю правду, и будете контролировать его. Думаю, вам следует разделить между собой часть продуктов и медикаментов, а остальные вернуть на склад. Пускай Эвид регулярно отчитывается перед вами о расходовании этого запаса. Это будет справедливо. И никто больше не станет ограничивать вас в получении самого необходимого.

Добровольцы встретили мои слова всеобщим одобрением. Я искренне радовался этому, ведь это была моя первая победа здесь за долгие месяцы отчаяния. И даже багровое небо уже не казалось мне таким тяжелым и давящим.

На следующий день Илви была в прекрасном настроении. Я постоянно ловил на себе ее торжествующий восхищенный взгляд, такой же, каким она смотрела на меня в первый день нашего знакомства. Она без умолка твердила о том, как стала меняться жизнь в лагере, как преобразились люди, на которых, словно, повеяло свежим весенним ветром, согнавшим болотную гниль и смрад. И сама она изменилась, будто пробудилась от долгого сна и поверила, наконец, в свои силы.

Все переменилось через три дня. В этот день ее не было в домике до самого вечера. Не зная чем себя занять, я бессмысленно шатался из угла в угол. Время тянулось бесконечно медленно. В какой-то момент я даже хотел пойти искать ее по лагерю (мысли о Кэрис не давали мне покоя), но я не сделал этого. Ведь она была свободной женщиной и могла поступать, как ей захочется. Несколько раз я все же выходил наружу, прислушиваясь к ночным шорохам, и снова возвращался в домик. Илви вернулась далеко за полночь, и я почувствовал облегчение. Но перемена в ней была слишком очевидной, и тревога снова закралась мне в душу. Никогда еще она не была со мной такой молчаливой и хмурой.

Я лежал на полу, на надувном матраце и смотрел в потолок. Когда она вошла, я сел на своем ложе и вопросительно посмотрел на нее, ожидая объяснений. Но она быстро прошла к плите, даже не взглянув в мою сторону. Взяла кусочек «жареного мяса», которое я готовил на ужин, налила себе стакан сока, и уселась на диван, напротив меня. Некоторое время я наблюдал за тем, как она сосредоточенно ест. Наконец, спросил:

— Где ты была?

— У подруг, — коротко бросила она, по-прежнему не глядя на меня.

— Но тебя не было целый день! Что-нибудь случилось?

Я внимательно смотрел на нее.

— Ничего, — коротко ответила она.

Несколько минут мы молчали.

— Но тебя же не было целый день! — не выдержал я.

— Ну и что? — Она, наконец, посмотрела мне в глаза — холодно и бесстрастно. — Я же вернулась! Со мной ничего не случилось. Успокойся и не устраивай сцен!

Илви поставила пустой стакан прямо на пол около дивана и улеглась на постель, всем своим видом показывая мне, что собирается спать. Что ж, как хочешь! Я не стал больше приставать к ней с расспросами, погасил свет и отвернулся к стене. Но уснуть я так и не смог, как не старался. Илви, похоже, тоже не спала, только делала вид, что спит. В голову мне лезли нехорошие мысли, путались, рождая в душе неясные чувства. На следующий день все повторилось снова. Она ушла куда-то, едва только взошло солнце, и не возвращалась на протяжении всего долгого дня. Закат я встречал один, сидя на выступе фундамента домика и прислонившись спиной к его теплой стене. Солнце медленно проваливалось в кровавый костер южного неба, а длинные плоские облака тяжелыми плитами спускались к далекому горизонту, осыпаясь в багровое море песчаными берегами.