Сергей Дмитрюк - Лава

Какое-то время мы молчали, прислушиваясь к доносившемуся снаружи шуму ветра, и пытаясь определить дорогу, по которой нас везли. Отчаяние с каждой минутой все больше охватывало меня. Весь наш план сорвался в самом начале, и теперь мне уже никогда не спасти жизнь Юли! Предстоящая смерть не страшила меня. Сознание того, что я обрек на смерть свою любимую, терзало мое сердце, заставляя метаться в бессильной ярости и отчаянии.

Сейчас я живо представил себе всю нашу с ней жизнь, все радости и печали, все хорошее и светлое, что связывало нас здесь, на Гивее, и там, на Земле — теперь безмерно далекой и чудовищно недостижимой для нас обоих. Перед моим мысленным взором стояли глаза Юли в тот миг, когда я предстал перед ней, раздвинув ветви якоранды [7] Якоранда — южно-африканское дерево с ярко-фиолетовыми цветами. , склоненные к настежь распахнутому окну ее коттеджа на окраине Города. Она стояла в безмолвной печали, ожидая моего возвращения… Она верила, что я вернусь к ней, несмотря ни на что!..

Как давно это было, как далеко! Словно и не с нами вовсе, а с кем-то другим в прекрасной несбыточной сказке… Сердце сдавила невыносимая боль. Все мое сознание в этот миг протестовало против несправедливости судьбы и безудержно рвалось сквозь холодные просторы Вселенной к заветной, родной и далекой Земле, с которой была связана вся моя жизнь, без которой я не мыслил себя даже после смерти. Только теперь я понял давние страхи Юли, боявшейся умереть вдали от Земли, и ясно осознал, что тоже хотел бы, чтобы мой прах был развеян животворным огнем Храма Памяти, и унесен ласковым ветром на просторы родной планеты. Я не хотел умирать так, как предрекли мне мои палачи — в чужих степях, среди крови и грязи, за чужие идеалы… Но помочь нам сейчас могло разве что чудо, а чудес на свете не бывает.

Видимо, поглощенный сходными мыслями, Рэд Ван протянул мне руку, и я сжал его сильные сухие пальцы, в немой благодарности.

— Жестокое правление куда свирепее лютого тигра! — глухо произнес он. — Воистину древние были правы! Мы понимаем это всегда слишком поздно, когда ничего уже невозможно исправить…

Я не ответил ему, прислушиваясь. Какие-то посторонние звуки вторглись в заунывную песнь ветра.

— Ты слышишь это?

— Что? — встрепенулся Рэд.

Снова послышалась какая-то возня, приглушенные голоса, шуршание колес по сухой земле. Неожиданно тихое урчание магнитного активатора нашего фургона прекратилось, и раздались выстрелы. От неожиданности мы с Рэдом вздрогнули. Фургон резко затормозил, и мы оба полетели к противоположной стене, едва не погребенные под горой трупов. Опять выстрелы разрезали тревожную тишину, и я услышал топот убегающих ног, и до боли знакомый голос сказал:

— Эва, братец, ты какой прыткий! От меня не уйдешь! Стало быть, достал я тебя!

От неожиданной радости сердце мое взлетело к самому горлу. В следующую минуту раздался лязг металла, и двери фургона со скрипом распахнулись, впуская внутрь потоки красного света и сухой терпкий ветер. Прикрывшись ладонью от слепящего солнца, я с замиранием сердца всматривался в людей, стоящих перед нами.

Кулак, ухмыляясь и почесывая густую щетину на щеке, весело смотрел на меня из-под ершистых бровей, опираясь на видавший виды карабин и свой неизменный костыль. За спиной у него стоял Хрящ — хмурый и тоже небритый, но довольный, с карабином наперевес.

— Что? Обалдели от счастья-то? Эва, как вас тут потрепало! — воскликнул Кулак, хитро блестя зелеными глазами. — Ну? Вылезайте что ли уж! — Он протянул мне руку — темную и бугристую, как ствол векового дерева.

В это время откуда-то сбоку, из-за фургона появился Хо, остановился, тревожно и пристально всматриваясь в мое лицо. Перед глазами у меня все плыло и кружилось. Я не верил своему неожиданному освобождению, и тому, что передо мной стоят мои друзья. Ноги едва держали меня. Не устояв, я упал на руки своих товарищей.

— Ну, здравствуй, Максим! — Хо крепко обнял меня, словно собственного сына. Отстранился, сурово оглядывая меня с головы до ног. — Как ты?

— Жив… — только и мог сказать я, улыбаясь от счастья.

Вместе с Кулаком и Хрящем было, человек пять, старателей, тревожно и нетерпеливо сжимавших в руках оружие. Я узнал Крепыша, Стояна и Гвоздя. Они радостно приветствовали меня. Обернувшись к тюремному фургону, в котором нас везли, я увидел Рэда Вана, стоявшего у распахнутых дверей и изумленно озиравшегося по сторонам. Рядом на земле лежали убитые охранники. Один из них упал лицом в траву на краю лесной поляны, где мы находились, наверное, сраженный пулей Кулака. Высокие красные стволы деревьев мерно качались на ветру, шумя густой листвой, словно приветствуя наше чудесное спасение. Где-то в глубине леса, в самой чаще, радостно и наперебой щебетали птицы. Мне не верилось, что все это я вижу снова, что смерть, — в который уже раз! — обошла меня стороной.

— Но как? — только и сумел выговорить я, поворачиваясь к Хо, стоявшему рядом.

— Ты хочешь спросить, как нам удалось спасти вас? — хитро прищурился он.

— Черт возьми, да! Как вы вообще узнали, где я?! Я не понимаю, Хо! Я ничего не понимаю!.. Я не верю… Может быть это сон?

— Хочешь, чтобы я тебя ущипнул? — еще больше прищурился старик. — Успокойся. Ты жив и здоров, и это самое главное! Все наяву. Можешь потрогать меня еще раз! Мы наблюдали за тобой, все время… Неужели ты подумал, что я брошу друга в тяжелую минуту? — Его глаза сделались необычайно добрыми и ласковыми.

— Простите меня, Хо! Я виноват перед вами. Я совершил большую ошибку…

— Ты ни в чем не виноват! — Хо взял меня за плечи. — Ошибка, совершенная для Нового мира, превращается в цветок смелости! Эта жизнь не конец всего. Человек не исчерпывает до конца своего долга, только делая жизнь приятной… Не думай об этом сейчас. Теперь мы все вместе и способны свернуть горы!

— Хо! Но Юли…

— Я знаю, — перебил он меня. — Ей сейчас тяжело, но мы обязательно освободим ее! Верь мне! Не спрашивай, как… Это мы решим все вместе.

— Друзья! Ребята! — Я пожимал руки Кулаку, Хрящу и всем остальным. — Спасибо вам! Вы спасли нам жизнь! Теперь я в неоплатном долгу перед вами…

— Чего уж там! — засмущался Кулак. — Эка, заслуга тоже! Вон, ты нас всех спас тогда, вот это спас! Это да! А мы?.. Чего уж?..

Я обнял его, как старого друга. От него пахло дымом костра и хвоей. Невольные слезы навернулись мне на глаза.

Горячее пламя костра неистово плясало над сухими поленьями, рвалось к высокому черному небу, раскинувшемуся над лесом, затмевая далекие мелкие звезды, рассыпалось в ночи тысячами огненных искр. Языки пламени озаряли отдаленные уголки лесной поляны, мерцали бликами на лицах людей, молчаливо сидевших вокруг костра. Безмолвный ночной лес обступал поляну темной стеной мрака. Только изредка, в глубине его тревожно ухала какая-то птица.