Евгений Прошкин - Война мертвых

Универсальная печь, нарушив изуверскую традицию, накормила его нормальной едой. Что-то подсказывало Тихону, что диета осталась в прошлом – навсегда. Он заказал угря с жареной картошкой и, немного подумав, грибы. Из бункера выехала металлическая плошка с длинной прямой ручкой, наполненная какими-то пластинками, напоминающими мелко порезанные яблоки, только не сладкие.

– Не сладенькие, – выразительно произнес Тихон, обращаясь к потолку.

Поев, он попытался выпросить у печки то, чем поил его лейтенант, но после долгой паузы получил стакан горячего чая.

Белый экран в стене самовольно включился и объявил, что Тихону возвращен допуск к некоторым каналам интервидения. Это событие было более значительным, чем расширение меню, – ему определенно намекали, что статус неблагонадежного с него снят.

Он мстительно погасил монитор и, не раздеваясь, улегся на кровать. Спать Тихон не собирался, для этого он был слишком возбужден. Однако помечтать ему не дали: через пару минут экран снова засветился, и диктор потребовал срочно прибыть в помещение для наказаний, адрес такой-то.

Столь оживленное движение в проходах Тихон видел впервые. Он мог бы и не следить за стрелками на полу – все курсанты шли в одном направлении. Влившись в молчаливый поток, Тихон некоторое время разглядывал попутчиков, пытаясь отыскать среди них ту пятерку, что однажды встретилась ему по дороге в класс. Зачем? Этого он сказать не мог, просто обилие незнакомых лиц его угнетало.

Посреди большой, ярко освещенной комнаты возвышался постамент с койкой. На ней, между четырьмя угловыми мачтами, корчился бритоголовый Филипп. Он что-то кричал и энергично тряс башкой, но зрители взирали на него равнодушно и даже с некоторым злорадством.

Тихон занял место за изголовьем, отсюда был виден только идеальный шар голого черепа и дюжие плечи. Когда все собрались и замерли, вперед вышел Игорь.

– Курсант Филипп, кубрик сорок пять – шестьдесят восемь, в Школе с две тысячи двести девятнадцатого года. Совершил действие, противоречащее здравому смыслу. Назначается кара в три балла.

– Три – это халява, – пробормотали рядом. Филипп выгнулся дугой, но тут же распластался, точно придавленный прессом. Тихон исподлобья оглядел зал – полное равнодушие. Некоторые вообще не смотрели на койку, а, скучающе притопывая ножкой, так же, как и он, блуждали взглядом по безразличной толпе.

Если б Тихон сам не испытал кары, он, возможно, и не понял бы, в чем она заключается. Здоровый парень неподвижно лежит на плоской кровати, а сто человек, набившихся в комнату, смиренно стоят вокруг. И только память о неимоверной боли да еще, может быть, странный румянец, разбежавшийся от сияющей макушки Филиппа, говорили о том, что сейчас терпит молодой курсант.

"Интересно, в чем его вина? – отстранение подумал Тихон. – Неужели тоже разыскивал родственников?”

Наконец процедура закончилась. Двое сержантов подняли неподвижного Филиппа и вынесли в коридор. Остальные с видимым облегчением направились следом, но у ворот возникла какая-то заминка, и люди вернулись обратно.

К койке вели еще одну жертву, это была высокая, неестественно худая девушка с плоской грудью и некрасивым лицом.

Какой-то человек в форме лейтенанта вышел вперед и объявил, что ее зовут Маргаритой, в Школе с две тысячи двести девятнадцатого года, и так далее. Карали ее все за то же противоречие здравому смыслу. В чем оно заключается, лейтенант не пояснил, да это никого и не волновало.

Из-за слабого здоровья Маргариту приговорили к одному баллу, поэтому длились ее муки недолго. За ней притащили третьего, и по залу разнесся нетерпеливый ропот. Тихон пожалел, что не устроился в заднем ряду, – особо опытные зрители незаметно кемарили, облокотившись на стену.

Всего наказанию подверглись пятеро. Тихон, конечно, им сочувствовал, впрочем, не так уж и сильно. В конце концов, никто из них не получил четырех баллов, а если б и получил, то какое ему дело? Он смертельно жалел потерянного времени. А людей ему почему-то было не жаль. Его это не касалось.

Тихон ожидал, что после победы на полигоне в его жизни что-то переменится, но если не считать питания и развлекательных программ по интервидению, то все осталось по-прежнему. График занятий был таким же кошмарным, правда, Тихон незаметно вошел в ритм и научился использовать каждую минуту передышки.

Он все так же проводил время на полигоне, с той только разницей, что теперь стрельба доставляла ему настоящее удовольствие. Уничтожать машины конкуров было так же легко и приятно, как мчаться на полной скорости по кочкам.

Вскоре ему показали другие виды ландшафтов – в коллекции симулятора их было более ста, – и Тихон вновь учился: сбивать мух поврежденной пушкой, распознавать мины-хамелеоны, выбирать на местности удобные огневые точки.

На одном из занятий лейтенант сказал ему, что собирается выполнить давнее обещание. Предчувствуя очередную каверзу, Тихон сразу после влипания изготовил орудия к стрельбе, но, осмотревшись, пришел в неописуемый восторг: острота восприятия неожиданно выросла на несколько порядков. Зрение стало объемным и панорамным. Теперь Тихону незачем было оборачиваться, чтобы увидеть происходящее за спиной, а стоило ему сосредоточиться на каком-нибудь удаленном объекте, как тот начинал стремительно наплывать, увеличиваясь в размерах. Кроме этого, ему включили радары, и теперь он ощущал мир во всех мыслимых спектрах. Это было похоже на внезапное прозрение.

Безответные мишени превратились в реальных противников – искусно маневрирующих, действующих по общему плану, а главное, стреляющих. Иногда Игорь сам ложился в одну из капсул и составлял ему компанию, однако чаще Тихону приходилось воевать в паре с Мартой. Они попеременно выступали в разных ролях, но бывало и так, что лейтенант менял их местами прямо в бою.

Однажды Тихон застал в классе всю группу, что случалось достаточно редко. Лейтенант невнятно порассуждал о координации действий и без дальнейших объяснений указал на кабины.

Полигон был новым, но чертовски напоминал что-то уже не раз виденное. Пологий холм, расшитый ярким цветочным рисунком, темно-зеленая стена хвойного леса и молодая посадка березок, за которой вспыхивали и волновались солнечные зайчики от близкой воды. Тихон невольно поискал двухэтажный домик, укрывающий платформу переноса, но никаких строений вокруг не было. Озеро за склоном могло называться не Нежень, а как-то иначе, возможно, этот пейзаж вообще был скопирован не с Земли, но Тихон испытал странное щемящее чувство, похожее на окончательное расставание с чем-то дорогим. Это казалось удивительным, поскольку ничего дорогого у Тихона никогда не было.