Святослав Зайцев - Семицвет: молодость богов. Части 1-2

Вот же действительно. Почему она должна была не поверить?

— Ну, если бы я упрашивал отца разрешить мне играть в стерео, и сказал, что это вопрос жизни и смерти, то он никогда бы не поверил… — Елизаветта споткнулась, провалилась по колено.

— Да эти черти нас на остров высадили! — воскликнула та. — С виду показалось, что кругом камыши, берег недалеко, а на деле — остров островом.

Еще метров через десять провалился и Алексей. Аккуратно поставил ногу на кочку и выбрался на поверхность. Перевел дух.

— Так что ты там спрашивал?

— Я удивлен, что вы мне поверили. Думал, придется ещё долго упрашивать.

— А вот не пришлось. К тому же упрашивать — это дурной тон. Никогда так не поступай. Если можно обойтись, конечно. Но вот если встает вопрос мечты — в дело идут все, что имеешь. Тут надо до конца идти.

— Но вы ведь рискуете своей работой!

— А ты никому не рассказывай. В конце концов, если не исполнится твоя мечта, я тоже рискую своей работой. И не факт, что менее серьезно, кстати. Ведь, в мои обязанности входит помочь вам повзрослеть. А как ты повзрослеешь, если не исполнишь свою мечту?

Елизаветта остановилась. Дальше кочек нет.

— Дальше кочек нет. — сказала она. Дух очевидностей снова в неё вселился. — Там только болото и камыши. Не страшно? Ты идешь?

— Страшно. — Признался Алексей. — Но я иду.

Иногда вода поднималась почти по пояс. Иногда воды было по колено. Наступать ногами на мягкое травянистое дно было неприятно, и даже противно, он жмурился от отвращения, пытался привыкнуть. И хорошо, что Елизаветта не видит его лица.

В какой-то момент вода дошла почти до пояса, а при каждом шаге из-под ног шли пузыри. Шаг — пузыри, ещё шаг — ещё пузыри. Они аккуратно обходили заросли камышей, и казалось, что конца их пути не будет. Но где-то далеко, в нескольких километрах виднелись деревья. А за ними — травянистые холмы. Значит, там была суша. И эти деревья, и залитые лучами заката холмы стали единственной надеждой. Он не спускал с них глаз и только шел и надеялся, шел и надеялся, потому что больше ничего не оставалось.

И тут Елизаветта вскрикнула и провалилась по грудь. У Алексея внутри все похолодело. Он вдруг представил, что здесь и сейчас она утонет. И он видел, как побледнела Елизаветта. Она стояла, не шелохнувшись, даже не в силах ногами пошевелить — видно те застряли в зыбком дне и растениях, что там росли. Алексею казалось, что он слышал, как стучит её сердце.

И она была напугана, она была очень сильно напугана. Все это время веселая и смелая, а сейчас напуганная и растерянная.

И тут до него дошло, чем все это может обернуться. Ну не полетит он и черт с ним. Поплачет день-другой и забудет. Пройдет. Только смерть не пройдет. Надо вытащить её, вытащить, во что бы то ни стало и вернуться. И пусть как будет.

— Возьмите палку, сударыня. — Сказал он, сглотнув, и протянул ей палку. Но было такое ощущение, что она его не слышала. Палка коснулась её плеча.

— Не дотрагивайся до меня! — вскричала она. — Даже не подходи! Я просто дура, что согласилась на твою авантюру! — она тяжело дышала, — И знаешь что? Ты на меня смотри!

— Да, сударыня.

— Хватит называть меня сударыней каждый раз, когда ты разозлен или вне себя. И хватит звать меня куратор каждый раз, когда боишься или хочешь что-то попросить. Елизаветта меня зовут. Слушай меня очень внимательно и делай то, что я скажу. Понял?

— Понял вас.

— Какие песни знаешь?

— Чего?

— Алексей! Ты со мной сейчас разговариваешь! — сказала она, не отрывая от него глаз. — Со мной, ясно? Со мной, а не с кем-то другим. Живо отвечай, какие песни ты знаешь!?

— Ну… Я знаю песню «Ландыши».

— Молодец, Прошин. Хорошая песня. Так! Начинаем петь. Вместе. Как там начало? Ты помнишь?

— Ты сегодня мне принес. — Сказал Алексей, слегка ошалев.

— Точно. Ты сегодня мне принес, как же там… не букет из пышных роз, да? А что принес?

— Не тюльпаны. — Подсказал Алексей дрожащим голосом.

— Ах да, не тюльпаны и не лилии… Какой слог хороший! Ты что не поешь? Цветы не любишь? А должен. Цветы — дети жизни.

— Дети — цветы жизни. — Поправил он.

— Жизнь — цветы детей.

— Пой давай!

Она ненормальная. Это была единственная мысль Алексея. Но, сглотнув он начал подпевать.

— Протянул мне робко ты… — он стал суматошно соображать. Никогда не любил пение. И песен не знал толком.

— Очень скромные цветы, — сказала она.

— Но они такие милые. — Подпел он хриплым голосом.

— Да, действительно милые. — Согласилась Елизаветта.

Тут Алексей заметил, что у неё руки дрожат. Ему не почудилось, ей было действительно очень страшно.

— Давай, подпевай! — сказала она и внезапно провалилась почти по шею. Из-под её ног пошли эти ужасные, отвратительные пузыри. И какие огромные! Запахло болотом. И каким-то мерзким, совсем болотным болотом.

Она стояла, подняв руки и равномерно дышала. Он не мог больше смотреть, с каждой секундой становилось все страшнее.

— Почему петь перестал? — сказала она медленно и вернула его к жизни. — Зачет по физкультуре не получишь! Пой немедленно!

Алексей вдохнул воздуха.

Она психованная. Она — самый странный псих, которого он только встречал. Но она тонет, вне всяких сомнений она медленно уходит под воду и она при этом поет.

И он стал подпевать.

Допел до конца и заставил себя открыть глаза. Елизаветта стояла там, где стояла. И продолжала петь вместе с ним. Он выдохнул и улыбнулся.

— Ну и что радуешься?

— Вы ещё со мной.

— А уж как я радуюсь.

— Что будем делать?

— Выбираться, конечно. Я вообще-то уже не тону. Стою на твердой земле. Тут второе дно, ты сейчас стоишь на первом, а я провалилась на второе — настоящее.

Она попрыгала на месте. Из-под неё опять пошли пузыри. Алексей перевел дух. Да уж, эту песенку он на всю жизнь запомнит.

Схватившись руками за камыши, которые росли в паре метров, она аккуратно выбралась и, к удивлению обоих наступила на что-то твердое. Перед ними был небольшой клочок сухой территории.

Крохотный островок тверди вокруг гигантского болота. Алексей с огромнейшим удовольствием наступил на твердую почву. Стоять на ней было не просто удобно. Стоять на ней было действительно приятно. Ходить, чувствовать приятную жесткость и прохладу, ощущать всей ступней сырую неровность и мелкие камешки. Он бы даже затанцевал, но постеснялся и решил просто вдоволь попрыгать.

Елизаветта легла за землю, раскинула руки, закрыла глаза и улыбнулась. Ей тоже было очень хорошо. Наверное, даже лучше чем ему. А может — точно так же.

Солнце зашло уже наполовину.

— Елизаветта, знаете…

— Можно просто Лиза.