Константин Калбанов - Фронтир 3

После путешествия Алексей поселился в гостинице Крумла где и ждал возвращения друга, намеревавшегося после выздоровления посетить свою заставу и вернуться в Крумл, чтобы озаботиться документами. И вот теперь они вновь встретились.

— Здравствуй Леша, — поздоровался Сергей в ответ на вопрос Алексея.

— Привет. Как добрался?

— Нормально. Пришлось пострелять, не без того, но в остальном порядок. Даже паспорт успел выправить, представляешь.

— Угу. Тут бюрократия пока не достигла уровня нашего мира.

— Так и я о том же.

— Кстати, нам тоже однажды пришлось пострелять. Ты уверен, что хочешь этого?

— Леш, мы об этом уже говорили, ну нравится мне здесь.

— Ладно, чего опять об этом. Кстати, я Шимон. Лучше бы тебе называть меня именно так.

— Прости, расслабился. Ну что, по маленькой? За встречу.

— Давай. Тем более я тут уже подзадержался. Пора возвращаться в столицу. Дел невпроворот.

— Когда уезжаешь?

— Ну, тебя дождался. Сегодня посидим, а завтра дневным поездом двинусь в Либер. Там то же есть кое-какие обязательства, ну да управлюсь пока буду ждать судно.

— Думаешь есть какая надежда?

— Надежда есть всегда. Я ведь известная личность, богат и в некоторой мере принят ко двору. Глядишь господин Валич и поведется.

— А сама девушка? Может статься и так, что она сама будет против.

— Может конечно. Но вот на части меня режь, а я уверен, что не равнодушен ей. Но сословное общество, это тот еще геморрой, Хана конечно известная бунтарка, но определенных границ все же не переступает.

— Ну что же, удачи. Кстати, а я ведь с тобой отправлюсь в Старый Свет.

— Ничего не понимаю. Ты же только что…

— Ну да. Я остаюсь. Но и на Старый Свет хочется взглянуть, раз уж у меня есть такая возможность. А вообще есть одна задумка. Понимаешь, твоя правда — если выпал такой шанс, то глупо просто прожить жизнь. И потом, попали мы вдвоем, а вспомнят только тебя одного. Обидно.

— И что ты задумал, — напрягся Алексей, уж больно рискованная натура у его друга.

— Потом расскажу. Ладно дружище, пошли опрокинем на посошок.

— Ты даже не помоешься?

— А кто нам запретит попариться с запотевшим чаном пива. Оно у них тут просто на славу.

— Вот с чем согласен, с тем согласен, у нас сплошные консерванты, пивзаводы уже не помнят запаха настоящего солода. В детстве помнится проходишь мимо, запах стоит на пару кварталов окрест, а теперь ничего подобного.

— Вот и батя все время говорил, что в его молодость пиво было не в пример нынешнему, — с грустью вздохнул Сергей, но потом поспешил взбодриться. — Ладно, пошли, а то уже и слюна пошла и тело зудит как у прокаженного.

— Эмка, иди на двор, батя зовет, — притопывая возле двери и сбивая с обуви остатки снега, произнес значительно прибавивший за последнее время Синек.

— Ну куда ты в такой обувке, нельзя было на крыльце отряхнуть, — возмущенно накинулась на подростка девушка, появившаяся из двери кухни с полотенцем в руках.

Это отец, Бедрич Кафка расстарался. Видел он такое в господском доме, в былые времена. Вот и решил, что он ничем не хуже, чай сам землевладелец, да такой, что земли у него может быть больше чем у того помещика, только руки прикладывай. Правда, сделал он несколько иначе чем в том доме. Он не стал отделять столовую от самой кухни, а сделал последнюю весьма просторной. В получившемся помещении без труда встал большой обеденный стол, за которым собиралась вся большая семья. Дань прежнему жилищу, мол не баре чай. Вот и пойми этого крестьянина.

— Так, батя же кличет, — растерянно ответил брат.

— Ну и что? Теперь можно снег в дом тащить.

— Да я на секундочку.

— А снега нанес целую прорву, — не отступала девушка, теперь уже подбоченившись, и очень в этот момент походя на свою мать.

— Да ну тебя. Ох и намучается с тобой мужик, — парнишка только безнадежно махнул рукой и поспешил открыть дверь, тут же окутавшись облаком ворвавшегося из холодных сеней пара.

Эмка хотела еще что-то сказать, но в следующее мгновение вдруг осознала, что возмущаться ей придется в закрытую дверь, а выскочивший за нее Синек, так ничего и не услышит. Однако не способная совладать с собой она все же погрозила кулаком, уже невидимому младшему брату, хотя прекрасно осознавала тщетность и этого жеста. Ох уж эти мужики.

Вернувшись на просторную и светлую кухню, она отложила полотенце, безнадежно взглянула на лохань полную посуды. Семья только недавно закончила обед и девушке предстояло все перемыть. Ведь знает же о том отец, так чего зовет, неужели без нее не обойтись? Ладно, делать то нечего, слово главы семьи закон. А этот Синек… Нешто было такое, чтобы мать в чем перечила отцу? Всегда и во всем его слушает и поддерживает, а Эмка вся в мать, о том все говорят. Так чего с ней мужик должен мучиться? Ну ничего, попомнит еще этот сорванец.

Оставив посуду на потом, она вернулась к двери и накинув полушубок с пуховым платком, девушка выскочила вслед за братом, бесшумно ступая по дощатому полу мягкими зимними мокасинами. Обувка пинков оказалась куда более удобной и практичной, не то что неуклюжие валенки. Выйдя из сеней, спустилась по высокому крыльцу большого дома. Она помнила в какой лачуге им приходилось ютиться в Рустинии, этот дом в сравнении с прежним был настоящим дворцом.

В настоящее время большая семья Кафки проживала в доме аж в два этажа, занимая сразу несколько комнат, тогда как раньше обходились только двумя. Конечно прибираться в таком большом доме занятие не быстрое, но женских рук для этого хватало с избытком, так что не такое уж и большое дело. Зато даже у нее с Саркой была своя комната. Там все было устроено так, как нравилось ей, даже полка под книжки сколочена из струганых досок. А если учесть то обстоятельство, что сестра по осени вышла замуж, то Эмка теперь была безраздельной владелицей всего помещения.

Подумав о сестре, Эмка непроизвольно осуждающе поджала губы. Неправильно это. Задурила голову парню, тот из-за нее даже за нож взялся и человека порешил. А она вертихвостка, только до осени и выдержала, выскочила замуж. Вот она, Эмка, не такая. Она даже на ярмарку ехать не хотела, отец с матерью заставили, мол негоже молодой девке хорониться от людей. Девушка конечно же хотела честно дождаться своего суженного, но чего греха таить и на ярмарку страсть как хотелось попасть, посмотреть на людей, себя показать.

Но несмотря на то, что ни одного дня на гульбище не пропустила и плясала так, что едва сапожки не стоптала, ни на одного парня взгляда не подняла и всякие ухаживания отвергала хотя и не резко, но непреклонно. Мол жених есть и вы ему не чета. Парни-то гоношистые, перья распускали как петухи, даже когда она говорила кто у нее в женихах, не успокаивались.