Владимир Молотов - Урал атакует

– Иди ты нах, – сказал Муконин.

– Грубишь, стало быть? Зря, зря. Так о чем ты там с Санычем размусоливал? О патриотизме? Значит, ты считаешь, что мы предатели родины, так? А ты беленький весь, в пушку. Аки ангел небесный.

– Может, и так.

– Ну-ну. Смотри не зардейся.

– А что, ты как-то иначе думаешь? – нехотя спросил Костя.

Ему не хотелось разводить с очередным оборотнем новую демагогию. Но время надо было убить.

– А я не думаю. Я бабло зарабатываю. Мне хорошо там, где хорошо платят. Разве не так нас учила наша почившая родина? Чем мы жили? О чем мечтали? Все в деньги упиралось. Как бы побольше заработать. Только одни хапали немерено, а другие у разбитого корыта сидели, горбатились с утра до ночи за нищенские копейки. А теперь мне шанс представился, понимаешь, Муконин? Шанс срубить свой джекпот. Раз и навсегда. Ты со своей республикой сгниешь в шахтах, а я буду с телками на Мальдивах загорать и трахаться, в курсах?

– Еще один дебил, – кисло бросил Костя.

– Это ты мне? Ну знаешь, ты уже точно сегодня смертишку заработал. Молись, последние часы живешь, понял, гад?

– Посмотрим еще.

– А чего тут смотреть? Вон и ребята подъехали. – Набоков вытянул шею, как гусь, даже приподнялся на стуле, всматриваясь в окно.

На улице мерно загудела машина, что-то оживилось, закопошилось. Послышались отрывистые голоса, смешки, бодрые выкрики, матерки. Наконец дверь раскрылась, и ввалился Архип, а за ним два таких же шкафа, один, правда, поменьше и пониже, рябой, зато второй – почти двойник. Оба были облачены в камуфляжи и с пугающими автоматами на плечах. Вечно популярный «Калашников», с грустью подумал Костя.

– Здравия желаю! – весело выкрикнул рябой. – Чем дышите?

– Кислородом, – усмехнулся Николай. – Посты расставили?

– А як же?

Рябой встал посреди гостиной и огляделся. Второй вальяжно прошел к дивану и сел, с армейской удалью перекинув автомат на грудь. Архип подошел к большому кухонному шкафу и достал бутылку водки.

– Шеф, давай по пятьдесят для согрева?

– А, наливай.

Искоса рябой подозрительно уставился на Костю.

– Этот, что ли, гаврик?

– Ага, он самый, – подтвердил довольный Архип, распределяя в рюмки.

Рюмки стояли на стойке бара и раньше – наверное, из них сегодня уже пили. Рябой удивленно моргнул пару раз.

– Ждем-с его коллег, – добавил новоявленный бармен.

– А Саныч где? – пробасил тип, севший на диван.

В его руке появилась змейка из четок. Она то выскакивала над ладонью, то пряталась между пальцами, постукивая, словно метроном.

– Саныч? – поморщился Набоков. – А Саныч, видишь ли…

Но договаривать следователь не стал, а застыл с раскрытым ртом.

На улице послышалась автоматная очередь.

– Бля, что за хрен! – встрепенулся Архип, едва опрокинувший водку в горло. Остальные даже взять свои рюмки не успели.

Парень с простым русским именем рванул к двери, к нему присоединился рябой. Тип, сидевший на диване, спрятал четки и приготовил автомат. Николай сорвался со стула и подскочил к стене, примыкающей к оконной раме. Выставив вперед пистолет, он осторожно, бочком, выглянул в окно. Послышалась новая автоматная очередь.

– Еп твою мать, накрыли! – прокомментировал он и зашипел на Муконина: – Ну, ты, сучий потрох, обманул нас! Почему они с группой захвата, а? Ты знал?

В эту минуту Набоков находился в двух шагах от Муконина.

– Первый раз слышу, – невозмутимо сказал Костя.

А в душе уже все поднималось.

Послышалась очередная автоматная очередь, кто-то истошно заорал. Раздался столь мощный хлопок, что закачалась люстра в потолке и заложило уши.

Входная дверь куда-то исчезла, а вместо нее появилось облако сизого дыма. Архип и рябой уже корчились поодаль на полу и матерно орали, их вязали комитетчики с «калашами» в более темных камуфляжах. Одновременно звонко хрястнуло, что-то рассыпалось на мелкие осколки, и через дальнее окно у бара запрыгнул еще один боец с маленьким автоматом, похожим на игрушечный. Флегматичный качок, недавно игравший змейкой, прытко перекинулся за диван и с этой позиции начал палить очередью. Тогда человек с маленьким автоматиком метнулся за стойку бара, высунул ствол. Засвистели пули, посыпались осколки рюмок, закапала не выпитая водка.

Костя сглупил. Пока он обозревал происходящее, ушлый следак вдруг как-то неожиданно подскочил сбоку и ухватил Костю за шею да прижал к себе так крепко, словно неожиданно полюбил. Муконин ощутил у виска холодный ствол.

– Ты знаешь, снотворные пульки кончились, – горячо и влажно прошипел в ухо следователь по особо важным. – Остались боевые. Одно лишнее движение, и ты труп, Муконин.

Косте пришлось подняться с пола – хлипкий комитетчик с недюжинной силой потянул его вверх. Больно кольнуло треснутое ребро, и опять зажгла рана от снотворной пули.

В эту секунду раздалась трель «игрушечного» автомата, противник из-за дивана вскрикнул и жестко упал в неестественной позе у камина. Змейка из четок отскочила в сторону, башка безжизненно качнулась. Под ней быстро образовалась лужица крови. Из-за стойки бара победоносно выскочил боец со своим автоматиком на изготовку и направил ствол на следователя. Архипа и рябого уже повязали и вывели наружу, вместо них появились в проеме двое в темных камуфляжах, затем генерал Калинов в защитном бушлате, Ганя в спортивном костюме и еще кто-то в легкой форме комитетчика.

– Всем стоять на месте, – выкрикнул Набоков, причем на последнем слоге его голос сорвался на фальцет. – Сделаете хоть шаг, и я его пристрелю.

Парень, возникший из-за стойки бара, опустил маленький автомат. Военные, Ганя и генерал настороженно замерли на месте.

– Сергей Михайлович, вы живы? – проговорил Костя в создавшейся паузе.

– Конечно, сынок. А эти оборотни наплели, что они меня убрали? Так вот, фигу им с маслом!

Калинов, согнув руку в локте, показал кукиш.

– Эй, Сермяжный, отпусти его, и мы подарим тебе жизнь, – проговорил человек в зеленоватой форме комитетчика. – Это я тебе обещаю, старший следователь Набоков Николай.

У него было остроносое лицо, напоминавшее мордочку кролика.

– Прикинь, Костян, этот ублюдок выдавал себя за честного следака Набокова, – подал голос Ганя. – А на самом деле он опер по фамилии Сермяжный, а по имени Андрей.

Муконин почувствовал, как ствол сильнее уперся в висок. Но притом он слегка задрожал, этот сгусток холодного металла. Косте захотелось оглянуться и посмотреть в глаза ублюдку, но тот по-прежнему крепко сдавливал шею другой рукой. А связанные руки не давали возможности вырваться самостоятельно.

– Жизнь он подарит, – прогнусавил за ухом Сермяжный. – Ты щас машину мне подаришь и дашь уйти спокойно, только тогда я его отпущу. Выброшу где-нибудь на десятом километре.