Алексей Ивакин - Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной – на Звездные войны

– Вольно, товарищи офицеры, – негромко скомандовал майор. – Я не стану сейчас говорить красивых фраз о чести и долге и тем более не стану рассказывать о вашей боевой задаче. Вы все это и так прекрасно знаете. Потому я просто пожелаю вам удачи, мужики! И попрошу об одном одолжении лично для меня, – комбат оглядел замерший в удивлении строй. – А просьба у меня такая: пожалуйста, возвращайтесь живыми! Все. Лейтенант, командуй погрузку, – кивнул он Зайцу, возглавившему одну из групп.

Отойдя в сторону, Крупенников наблюдал, как четыре тоненьких человеческих ручейка потекли по пластобетону старого военного аэродрома к замершим челнокам, готовым поднять их на орбиту, где уже дожидались корабли. Бывшие спасательные, а ныне носящие не слишком соответствующее истинному положению дел, но впечатляюще звучащее, наименование «корвет». Никаких особых изменений конструкции корабли при этом не претерпели, разве что обзавелись хоть каким-то оружием и дополнительной защитой – установленными в швартовочных нишах вместо спасательных капсул кинетическими ЭМ-пушками да усиленными силовыми экранами. Правда, на борту еще находились противометеоритные мини-торпеды, но что это такое, Виталий не знал и в подробности не углублялся. Было б это оружием – потомки наверняка сами бы им рассказали.

Разведгрупп, по привычке названных «разведывательно-диверсионными», организовали четыре – «Азов», «Бук», «Ветер» и «Глагол». Три из них включали по четыре бойца, в четвертую вошло пятеро, в том числе и комроты старлей Заяц. Никакой смысловой нагрузки обозначения групп не несли, названия придумал лично Харченко, а уж чем он при этом руководствовался, так и осталось тайной. Выбрасываться предстояло на четыре планеты, две из которых испытали на себе первый удар ящеров, а две – были захвачены совсем недавно. По крайней мере, связь с ними нарушилась недавно, что и дало повод счесть их оккупированными противником. Выбор был не случаен, командование не только хотело выяснить, чем занимаются ящеры сразу после высадки, но и узнать, что происходит на планете затем.

С оружием мудрить не стали, экипировавшись облегченными плазменными винтовками, разработанными в прошлом столетии как раз для десантных подразделений, взяв с собой всего по две запасные батареи. Зато гранат для интегрированного в корпус автоматического гранатомета набрали по три боекомплекта – кто-то из местных аналитиков обмолвился, что, учитывая размеры ящеров и проводя аналогии с земными доисторическими формами жизни, наилучшим оружием против них должна стать фугасная или, еще лучше, штурмовая объемно-детонирующая граната. Сказано это было сугубо между прочим, в разговоре, наверняка и сам ученый давно об этом позабыл, но его предположение как-то вышло за пределы штаба и упало в благодатную почву казарменных «разговоров перед отбоем». Результатом чего и стало коллективное решение разведчиков по максимуму экипироваться гранатами, пусть даже и в ущерб остальному оружию. Командование, впрочем, не препятствовало, лишь посоветовало не пренебрегать и возможностями плазменного выстрела, напомнив известную армейскую мудрость: «патронов всегда либо очень мало, либо просто мало, либо – больше уже не поднять».

Глядя, как поднимаются погрузочные пандусы орбитальных модулей и сдвигаются герметичные створки наружных люков, Крупенников вздохнул и двинулся к гравилету, управлять которым научился совсем недавно. До расположения батальона лететь было недалеко, меньше полусотни километров, можно было бы воспользоваться и менее скоростным наземным транспортом, но настроение сейчас было не то. Наслаждаться живописными придорожными пейзажами, доверив управление киберпилоту и откинувшись на мягкую эргономичную спинку кресла, не хотелось.

За спиной один за другим бесшумно поднимались в небо, прибивая ударами невидимых гравитационных вихрей пыль и заставляя тоненько дрожать барабанные перепонки, челноки, увозящие с Земли семнадцать его бойцов.

Куда? Этого комбат не знал.

Может, навстречу смерти, а может, и наоборот – бессмертию…

На проводы разведгрупп майор Харченко в отличие от комбата не пришел. Буркнул нечто маловразумительное, сославшись на некие дела, и покинул плац. Крупенников, проводив товарища удивленным взглядом, только пожал плечами. До своей комнаты, которую он, несмотря на появившийся личный кабинет, по-прежнему делил с особистом, Виталий добрался уже по темноте, после отбоя.

Внутри было темно.

Крупенников пошарил по стене, нащупывая сенсорную панель, поскольку отдавать приказ голосом не хотелось: отбой – он для всех отбой. Дверей-то нет.

Неожиданно комбат замер, так и не включив свет. Глаза уже адаптировались к полутьме, рассеиваемой далеким отсветом ламп дежурного освещения, и он разглядел грузную фигуру, склонившуюся над выдвинутым столиком.

– Сереж? Ты? – отчего-то неуверенно спросил Крупенников.

Ответом было молчание.

Виталий коснулся панели, зажигая свет. Начальник особого отдела отдельного штурмового батальона майор Сергей Харченко сидел на краю своей койки, глядя в одну точку. Глаза его были страшно расширены. Именно глаза, а не только зрачки. Он почти не дышал. Крупенникову на мгновение даже показалось, что Сергей умер, и вот-вот его тело неуклюже завалится на бок. Но руки особиста жили своей, странной жизнью – кулаки его то сжимались, то разжимались. На лбу майора выступил пот.

– Серега?..

Неожиданно Харченко издал ни на что не похожий горловой звук. Крупенников же, будто что-то поняв или придя к некоему решению, вдруг выключил свет и, сделав два шага, решительно опустился, сел на пластиковый стул напротив особиста.

– Майор, – попытался было рявкнуть он. Не получилось. Почему-то горло засаднило.

Харченко апатично кивнул в ответ.

– Майор?

– Что «майор»? – вдруг вяло поднял голову Харченко. – Что «майор»? Не первый год майор…

– Ты пьян, что ли?

– Я с двадцать второго пьян, – ровным, каким-то механическим голосом ответил особист. – С двадцать второго июня.

Голова его мерно покачивалась в такт произносимым словам.

– Кровью я пьян. Знаешь, скольких я похоронил? Я лично? Да я людей живых до войны столько не видел. А вот с двадцать второго и хороню. И сам убиваю. Сердце рвется, Виталь. И вопрос всего один: почему я живой? Почему мы с тобой Ильченко с Зайцем послали на смерть? Не вернутся они, Виталя. Не вернутся…

– Харченко, ты чего каркаешь?! – попытался было осадить особиста комбат, но тот только махнул рукой в ответ.

– А я ведь боялся всегда… – продолжил тот. – Знаешь, как боялся? Руки тряслись от страха. Я только одним и держался – надо до конца стоять. И стоял. И стрелял. По своим, понимаешь? Было дело, суку одну лично бы придушил. Лейтенантика одного. Бросил свой взвод и сбежал с передовой, а я тогда в заградотряде был. Не выдержал и прямо в харю ему выстрелил, когда допрашивал. Выговор получил, ага. Выговор… А мы под немецкие танки тогда легли. Какие мужики были… А я жив остался, контузило, и только. Почему я, а не они? Вот ответь, комбат, почему?!