Ярослав Коваль - Боец Демона-Императора

— Это новый гладиатор, — пояснил сопровождающий меня парень.

— Я понял.

— Он — как всегда… Отрицальщик.

— Понял. — Мастер взглянул на меня, махнул рукой моему спутнику. — Иди, парень. Разберемся… Мои приветствия. Как понимаю, в твоем родном мире боевые традиции иные, чем у нас.

— Весьма, — буркнул я.

— Ничего, это-то и будет интересно императору. Что тебе требуется для тренировок?

— Слушай, я, конечно, все понимаю, но сперва надо ответить на основной вопрос: почему все окружающие так твердо уверены, что мне позарез понадобится развлекать вашего местного правителя? Я что — нанимался?

В ответ — недолгое молчание, взгляд вдумчивый, сосредоточенный. Либо он подбирает аргументы, либо ругательства, оба варианта одинаково любопытны.

— Что конкретно ты имеешь против профессии бойца? Поединки противоречат твоим религиозным убеждениям?

— Нет, разумеется. Но почему ты считаешь, что я должен быть в восторге, изображая тут перед местными любителями клоуна?!

Его непонимание показалось мне абсурдным. Бред, если не издевательство.

Еще одна задумчивая пауза.

— Почему ты так отзываешься о боях? В твоем мире каждый мужчина, удивляющий публику своей силой, ловкостью, сноровкой, умением наконец — клоун?

Я почему-то вспомнил спортсменов-бегунов и атлетов. Точно издевается! Нашел с чем сравнивать.

— Нет, разумеется.

— Каков статус состязаний у тебя на родине?

— Гладиаторский бой — не состязание!

— Что же тогда?

Я попытался подобрать подходящее с моей точки зрения определение и понял, что висну, как плохо отлаженный компьютер. По всему выходило, что особой разницы между прыжками в длину и месиловом с применением оружия нет.

— В ходе состязания никто не гибнет.

— Никто-никто и никогда?

— Э-э…

— Но и в ходе обычных боев гладиаторы гибнут редко. Смерти случаются чаще на жестких боях, которые мало распространены. В них участвуют либо любители рискнуть своей жизнью за очень большие деньги, либо те, у кого нет выбора… Но мы сейчас не об этом, а о статусе гладиаторских состязаний. Боец демонстрирует свое искусство, свои навыки, свои ловкость и силу — что в этом стыдного? Так же свое умение показывает скульптор, архитектор, ткач, ювелир… Любой мастер.

Я соображал нервно и торопливо.

— Вокруг скульптора и ткача не будет прыгать публика и орать: «Давай, давай! Быстрее, красивее! Давай, закручивай этот завиток»!

Тренер пожал плечами.

— Каждый умелый ремесленник хоть раз в жизни да сталкивался с подобным неуважением к своему труду со стороны неопытного, но самоуверенного человека. Для мастера это обычно повод посетовать на несовершенство человеческой природы, но в подобном случае никто ведь не предполагает, что работа скульптора или ткача не заслуживает уважения.

Я понял, что разбит. Собеседник не убедил меня, однако доводы закончились, противопоставить ему было нечего. Одновременно я ощутил, что разговор с тренером поколебал и мою собственную уверенность. О настоящих гладиаторах я знал только то, что можно было прочесть в книгах, в полунаучных или вовсе художественных, но сейчас вдруг вспомнил бои без правил, на которые когда-то ходил с друзьями, и о боксе. Нетрудно было констатировать, что на бойцов публика смотрела отнюдь не презрительно. С восхищением и благоговением — в большинстве. А чем они не современные гладиаторы?

— Тогда я вот чего не понимаю, — злясь, продолжил я. — За фиг было меня тогда сюда вытаскивать? Я что, желание изъявлял тут почетным гладиаторством заниматься?!

— Разве не изъявлял?

— Я еще с ума не сошел, предлагаю не пудрить мне мозги.

Тренер молчал несколько секунд.

— Наши маги не могут позволить себе вытягивать к нам сюда людей по принципу рыболовной сети — кто попадется. Да и у рыболовной сети есть уровень отбора — величина ячеи. Они вытягивают лишь тех, кто хочет этого.

— Я — не хотел.

— Ты хотел. Хотел покинуть свою привычную жизнь. Так? Хотел ярко и сильно, так в тебе определили молодого человека, бойца или того, кто способен стать бойцом. И не ошиблись.

Я от неожиданности едва не прокусил себе нижнюю губу. Собеседник смотрел на меня добродушно и вместе с тем снисходительно.

— Блин…

— Мне последнее время часто приходится беседовать с чужаками, которые ничего не понимают в произошедшем. Могу тебе сказать, что через несколько дней ты и без всяких объяснений будешь понимать больше, чем сейчас.

— Я хочу, чтоб меня вернули обратно.

— Это невозможно. Конфигурация миров уже изменилась и едва ли в ближайшее тысячелетие повторится в точности до дуги. Но даже если бы подобное было возможно, никто не стал бы делать это для тебя. Ты нужен здесь потому, что этого желает император, или, в конце концов, для иных целей. Твое же собственное желание здесь значит мало.

Я скрипнул зубами. Как кость в горле была столь прямая и спокойная констатация — ты тут никто и звать тебя никак. В прежней жизни я привык, когда то же самое мне объясняют корректно и завуалированно либо же напористо и по-хамски, прикрывая такой манерой поведения собственное понимание, что надо бы вести себя иначе. Мой нынешний собеседник был запредельно откровенен, и от этого ему безумно хотелось влепить промеж глаз.

Впрочем, становилось понятно, что влепить не удастся, и кто кого в результате раскатает — предугадывается без труда. Мужик явно был мастером.

— Что же мне предлагается делать?

— Пока тренироваться. Говори, что тебе нужно для тренировок, какое оружие предпочитаешь — будем думать. Есть арсенал, можно выбрать там.

— А если не стану драться?

— Сам понимаешь, нашим магам придется искать способ возместить понесенные затраты другим способом. Я бы тебе не советовал выбирать этот путь.

— Разве это моя проблема — затраты ваших магов?

— Теперь — твоя. — Он испытующе посмотрел на меня. — Еще вопросы есть? Обсудить что-нибудь желаешь? Нет? Тогда иди в арсенал и присмотри себе оружие. По нему буду делать вывод, что из тренировочного оборудования может потребоваться.

И повернулся к терпеливо дожидавшемуся его внимания бойцу, который, видимо, хотел что-то обсудить с мастером.

А я остался стоять, думая о том, что если все сказанное мне — действительно правда, то я попал по полной программе, и выплывать придется, надеясь на чудо. Где-то в глубине души дремала надежда на то, что весь этот абсурд никак не может быть правдой, а значит, надо лишь отыскать логическое объяснение случившемуся, и все устаканится. Но вместе с тем я понимал, что для такого оптимизма не видно никаких оснований. Театр абсурда обретал плотность, объем и вполне физическую реальность.

— Так что, пойдем в арсенал? — осведомился парень, тот самый, который привел меня сюда. Он пережидал мой разговор с тренером в сторонке и сейчас смотрел на меня с совершеннейшим, невозмутимым спокойствием. Я вдруг осознал, что для него подобная ситуация не в новинку. Что он уже водил к мастеру тренировочного зала таких, как я, и ждал, пока тот все им объяснит.