Сергей Кусков - Игрушки для императоров: лестница в небо

Успел, надо мной пролетел мешок. На самом деле не мешок, а стальная болванка, обитая искусственной кожей, но терминологию лучше соблюдать. Этот момент – самый скользкий, почти все девчонки на нем сыпались. Если бы не видел, как его проходить, не успел бы, слишком быстрая должна быть реакция, чтобы уйти от мешка в полете. У меня такой нет.

Прополз под ним, позорно, как трус. Но я не на конкурсе благородства и отваги. Вскочил, побежал.

Теперь около ста метров чистого бега, правда, то в горку, то с горки, но здесь препятствий нет. А вот и колесо. Хорошо разогнавшись, сигаю сквозь медленно вращающиеся спицы. Колесо массивное, на треть запрятано в пол, попадешь под спицу – сломает тебе ноги. Или руки. Чем попадешь. У меня получилось проскочить. Кувырок. Однако вышел я из него неудачно, из-за аптечки. Трудно придерживать и игломет, и аптечку, но я не мог бросить ни то ни другое.

Встал. Захромал. Mierda! Но быстро идти можно, а большего не надо, недалеко осталось. Вот тот самый обрыв. Разогнался, прыжок!

Схватился за свисающую с потолка цепь, но не смог удержаться и заскользил вниз. Есть, зацепился!

Игломет сполз и забился о бедро. Аптечка тоже вела себя непорядочно, а я висел и ругался сквозь зубы, пытаясь не рухнуть следом за той девочкой. Матов подо мною не оказалось, высота – метра четыре, падение будет несладким. Только тут до меня дошло, я без скафандра.

Если думаете, что прыгать на цепь – то же самое, что прыгать на канат, глубоко ошибаетесь.

Есть, совладал с цепью, подтянулся вверх. Теперь раскачаться, сильно раскачаться, иначе не допрыгну.

Туда. Сюда. Вперед. Назад. Вперед. Назад. А девчонки как-то прыгали с первой попытки! Но вот получилось, амплитуда вроде достаточно большая. Оторвал руки, ееееее!!!

Чуть-чуть не долетел, мешали все те же аптечка с иглометом, но то, что я без скафандра, сработало в плюс, удалось поймать волшебно исчезающий момент равновесия и не свалиться.

Все, дошел. Вот и приснопамятный мешок, мать его! Глянул вниз. М-да, она там. Лежит, стонет, приложив руку к груди, другой царапает землю, безуспешно пытаясь подняться.

– Я иду! Все хорошо! – крикнул я и, схватившись за металлоконструкцию, прыгнул вниз.

Повис. Так, теперь следующая конструкция, перебрать руками, уцепиться. Теперь балка. Какая же сложная система у этих модулей! И как эта хрень может за полминуты трансформироваться во что угодно? Придумают же!

Все, внизу безопасно, можно отпустить руки.

Бум.

Подбежал, опустился рядом. Ну, какой же я все-таки пентюх! Какой из меня доктор?! Я же понятия не имею, что и как надо делать!

– Привет, как дела? Все хорошо?

Она посмотрела на меня, как на святого, не иначе спустившегося на Землю, чтобы помочь ей. Очевидно, вероятность увидеть здесь его и меня была приблизительно одинакова.

– Пальцы чувствуешь? Пошевели пальцами! – потребовал я, ощупывая ее ногу поверх сапога. Снимать сапог не стал.

Если не знаешь, что делать, ни в коем случае не показывай этого. Иначе начнется паника. Лучше делай вид, что все под контролем, даже если будешь нести чушь.

– Чувствуешь пальцы?

Она кивнула. И мышца под моей рукой взбугрилась. Хорошо, значит, позвоночник цел.

На большее моих знаний не хватило, потому я занялся ерундой, что-то спрашивая и что-то ощупывая, пытаясь больше привести ее в себя морально, чем совершить что-то полезное. Это у меня получилось. Девочка перестала плакать, глаза ее засветились надеждой. Когда что-то спрашивал, кивала или возражала. Я понял, это тоже результат.

– Все хорошо, все будет хорошо! – приободрял ее я, открывая аптечку и пялясь в нее, как перуанец на гермозатвор планетарного шлюза. – Веришь? Все будет отлично!

Она верила.

Тут меня мягко, но очень настойчиво оттеснили в сторону, и я с радостью последовал этому приглашению.

Они были здесь все: тренеры, девчонки, Катарина и еще две женщины в белом с повязками с красными крестами на рукавах. У них тоже аптечки штуки три, а девчонки несут складные носилки.

Пострадавшую окружили со всех сторон и принялись где снимать, а где срезать одежду, ощупывать, осматривать, спрашивать уже по делу. Одна из медичек уже доставала ампулу и шприц из моей открытой аптечки. Ну вот, теперь точно все будет хорошо. Я облегченно вздохнул и отполз подальше, чтобы не мешаться, моя миссия выполнена.

И, только успокоившись, я понял, что сам я перуанец. Из самой высокогорной глухой перуанской деревни. Потому что шел я сюда верхами, проходя по полосе смерти, да еще пятой, на которой ни разу не был, без скафандра, с грузом, а они все спокойно и быстро, не напрягаясь, пришли по дорожке с зеленой полосой. Резервной. Безопасной.

Я засмеялся, но тихо, чтобы не привлекать внимание. Это был истерический смех. Из глаз покатились слезы, и я понял, что не могу остановиться, – с ним из меня выходило все напряжение, скопившееся внутри за две недели изнуряющих тренировок. Все эти полосы, препятствия, падения, избиения, насмешки Катарины и других офицеров и, конечно, постоянный риск, угроза в любой момент превратиться в бывшего Хуана Шимановского. Особенно сегодня, здесь и сейчас. Цель, которую преследовал по дурости, рисковал жизнью из нежелания думать и ориентироваться. Рыцарь, блин!

Из состояния беспричинного смеха меня вывел пинок Катарины:

– Встать!

Я взял себя в руки и поднялся, машинально отмечая, что за ее спиной упавшей девушке что-то вкололи и теперь аккуратно, всей толпой, перекладывают на носилки. Перевел взгляд на сеньору майора. Глаза той пылали бешенством. Но я ее не боялся – хватит, отбоялся свое. Все, что я испытывал к ней сейчас, – презрение. Огромное и всепоглощающее. Я почувствовал, как глаза мои наливаются кровью, а губы искривляются в усмешке.

– Тебе сказали стоять. Какого… ты поперся сюда?

Мне нечего было ей ответить.

Она заорала, резко, на весь тоннель:

– Какого… ты сюда побежал, когда тебе приказали остановиться?! Какого… ты побежал сюда по полосе?! Ты что, идиот???

Я мог бы что-то сказать, попытаться оправдаться, дескать, идиот, растерялся. Но у меня не было желания. Не перед ней.

Я еще больше скривил губы, показывая этим свое к ней отношение. Она не выдержала и двинула мне по лицу, резко, сильно, с большим замахом.

Я поднялся. Из носа, заливая рот и губы, по подбородку текла соленая теплая жидкость. Я попытался вытереть ее рукой, но только развез по всему лицу и футболке. Естественно, дышать я мог только ртом, носа не чувствовал.

– Встать! – раздалось сверху. Железный тон и холодный взгляд. Она дошла до такой степени ярости, когда эмоции отключаются.

Я встал во весь рост. Позади нее все еще возились с пострадавшей, но большинство девчонок смотрело на нас, впрочем, как и обе тренерши.