Игорь Негатин - За гранью Джихада [СИ]

Домой я попал только на следующее утро. Вчерашний день был хлопотным. У моего шефа есть ужасная привычка, которую я терпеть не могу. Если что-то идёт не по плану, то разбираться с этим приходится мне. Как правило, это не самые приятные дела. Если быть точным, то в этот раз мне опять не повезло. Заболел телохранитель его жены и мне пришлось заменить это вечно жующее создание. Кстати, я просто уверен, что парень здоров как бык. Просто он решил отдохнуть от этой жирной скотины, а шеф, недолго думая, сбросил свою благоверную на меня. У нас с его женой стойкая и обоюдная антипатия. Шеф это знает и думаю только рад. По-крайней мере он может быть спокоен за свою блестящую лысину — рогов там не появится. Он бы с радостью отправил меня на эту должность навечно, но этот вариант мы уже проходили. Когда меня в очередной раз попытались превратить в грузчика, нагрузив пакетами из магазинов, я объяснил разницу между телохранителем и курьером. Помню, она тогда жутко разозлилась. Выла как миномётная мина. И гораздо дольше. У этой вздорной бабы есть мания. Она живёт покупками и походами по магазинам. Это цель и смысл всей её жизни. Все эти тряпки, наряды… Господи, прости меня грешного. Иногда мне хочется пристрелить эту сучку. Пристрелить и получить премию от шефа. Я так и вижу эту картину. Плачущий шеф смахивает скупую мужскую слезу и незаметно суёт мне в карман конверт с деньгами. При этом он закрывает лицо платком, чтобы скрыть свою, жутко счастливую физиономию. Да, думаю, что он будет только рад, если избавится от этой медузы Горгоны. Если бы не её отец — чиновник из Бундестага, — шеф и сам бы давно развёлся. По-крайней мере, когда он напивается, только эта мысль его и занимает. Иногда, когда супруга достаёт его придирками, он напивается прямо у себя в кабинете. Потом в кирпичную стену, украшенную фотографиями этой фурии, летят бокалы и пустые бутылки, сопровождаемый звериным рыком: «убил бы суку!!!» Увы, но все это остаётся только в мечтах. Для него этот вариант чреват большими финансовыми потерями. Если не сказать больше. Поэтому: молчим и терпим, терпим и молчим. В итоге, — весь день я сопровождал эту фрау, а затем отправился в порт, где и застрял до утра. Разбирался с проблемами контрабанды в порту.

Да, я не представился. Меня зовут Карим Шайя. Мне тридцать два года. Рост около метра семидесяти пяти и вес около восьмидесяти трёх килограммов. Глаза карие. Стригусь очень коротко. Что ещё? Если вы докторша и вас интересует всё остальное, то на теле найдётся несколько шрамов. Плюс к этому две контузии. С последней вышло не очень хорошо и слух иногда подводит. Какие-то странные приступы глухоты на левое ухо. Наш Док утверждал, что со временем это пройдёт. Хотелось бы ему верить.

Уже прошло два года, как я ушёл из Французского Иностранного Легиона. Только не спрашивайте почему я ушёл, хорошо? Были причины. Мне вспоминать неохота, а вам это и вовсе без надобности. Родился и вырос в Париже. Все мои предки, а точнее — отец и дед служили в легионе. Это настолько вошло в нашу семью, что другой дороги у меня просто не было. Мои предки из Алжира и да, — я мусульманин. Если честно, вопрос веры никогда не был важен. Ислам в нашей семье, это как аляпистая фруктовая вазочка, стоящая на подсервантнике. Вся ценность в том, что её купил кто-то из ваших уважаемых предков. Выбросить жалко, а хранить глупо. С религией тоже самое. Семья у нас небольшая. Я самый старший в семье. Кроме меня есть ещё два брата и сестра. Братьям двадцать и двадцать два. Сестрёнке тринадцать лет и она у нас любимица. С неё сдувают пылинки и хранят как зеницу ока. Жаль, но со своей семьей я вижусь редко. Причины? Это старая история и мне не хочется её рассказывать. Если вам это так интересно, то скажу коротко: проблемы с родственниками, раздери их шайтан. Такое случается в любой семье. Бьюсь об заклад, что если покопаться в вашей памяти, то и у вас найдётся дюжина таких историй.

После работы, я неторопливо поужинал в небольшом ресторанчике, неподалёку от моего дома и уже в полдень открыл дверь своей берлоги. Что тут рассказывать? Каждый из вас, когда-нибудь снимал небольшую квартирку. Как пишут в объявлениях: «Прекрасное месторасположение. Рядом прачечная, магазин и бар». Идеальное место для холостяка. В общем, — вы вполне себе представляете, как выглядит это жилище. Без лишней роскоши, но всё аккуратно и на своём месте. Тихая зелёная улочка. Вежливые соседи. Я принял душ, потом сварил кофе и уселся в кресло, чтобы покурить и подумать. Ах да, письмо! Как же я про него забыл?

Поль Нардин, по прозвищу Медведь, был моим старым армейским другом. Мы с ним знакомы, как говорится сто лет. С ним и Джузеппе Марино. На чёрно-белой фотографии, которая висит у меня на холодильнике мы как раз втроём. Если не ошибаюсь, это где-то в Гвиане. Одна тысяча восемьдесят второй год. Или восемьдесят третий? Уже и не вспомню. Видите, — вот этот улыбчивый парень с левой стороны? Да, это я. Собственной персоной. А вот этот здоровенный итальянец с правой стороны, — Джузеппе Марино. Мы иногда называли его Пеппино. Когда он был не в духе, то здорово злился. Помню, мы как-то заезжали в гости к его матушке. Втроём. Это было нечто удивительное. Его мама не могла нарадоваться. Нас приняли, как это говорится: «a braccia aperte». Дьявол, как это перевести. Вспомнил, — «с распростёртыми объятьями». Вот так нас и встречали. Со всей улицы приходили толпы её приятельниц, чтобы порадоваться на «малыша» Пеппино, прибывшего в родные пенаты. Джузеппе, как и подобает потомку древних римлян, стоически терпел все знаки внимания. Терпел даже тогда, когда жгучие и горластые соседки пытались погладить его по головке, приговаривая: «povero, povero ragazzo»! В ответ на эти стенания, наш «бедный, бедный мальчик», похожий на племенного бычка, принимал скорбный и послушный вид. Обещал одуматься и исправиться. Мы с Полем тихо угорали, глядя на эту картину. Это надо было видеть, как старина Джузеппе молитвенно складывал ладони, поднимал глаза к небу и поминал божью матерь. Вот он на фотографии. Да, вот этот крепыш, с пулемётом наперевес. Здоровый, как буйвол. А вот этот, черноволосый, с хмурой физиономией и есть тот самый сержант Поль Нардин.

— Так, что у нашего Медведя? — я разорвал конверт и вытащил довольно большое письмо. Три страницы. Странно. Для Нардин это много. Он всегда был сух и немногословен. Излагал только новости и факты, оставляя эмоции на совести собеседника.

Письмо перечитал два раза. Если бы сейчас за мной наблюдала наша белоглазая консьержка, то наверняка бы подумала, что я не только развратен, но и неграмотен. Потому что вид у меня был слегка ошарашенный. А новости, про которые писал Нардин, были не самые хорошие. Во-первых, — погиб Джузеппе Марино. Погиб в какой-то американской дыре. Как её там? Сан-Антонио, да. Погиб на службе. Твою мать! Он был хорошим парнем. Поначалу, я подумал, что тут дело нечисто и Полю нужна помощь. Мало ли… Может он нашёл ребят, которые виновны в гибели Пеппино и надо произвести некоторые «расчёты» с местным населением. Всё оказалось проще. Смерть Марино это простая случайность. Увы, такое тоже случается. Дьявольщина, как же это глупо! Я даже кулаком грохнул по столу. От злости. Глупо! Выжить в таких переделках, что и вспомнить страшно и погибнуть в какой-то техасской дыре.