Михаил Кликин - Личный враг Бога

— …добрые… с нами… — прокатился рокот.

— Зло падет на врагов!

— На врагов!..

Бубен грохотал все громче и громче. Все выше и выше возносил его пританцовывающий шаман, пока не занес над самой головой. Молнией мелькала выбеленная кость. Рокочущее эхо разносилось по лесу.

— Болезни и голод обойдут нас стороной!

— Стороной!..

— Чтобы обрушиться на врагов!

— На врагов!!! — скрипучие, хриплые, рыкающие голоса старались перекричать оглушительный гул бубна.

— Ветер и солнце, снег и дождь будут помогать нам!

— Нам!!!

— Убивать врагов!

— Врагов!!!

Глеб вдруг понял, что кричит вместе со всеми. Он остановился, с трудом поборов дрожь в теле, осмотрелся. Гоблины обступили его со всех сторон, они скалили зубы, и слюна текла у них по гладким подбородкам. Глаза их пугающе вывернулись. У многих из разверстых пастей вывалились длинные языки…

Яростно рычал бубен, рычал шаман, рычала толпа.

— Наши дети!

— Дети!!!

— Обретут силу!

— Силу!!!

— Дети врагов наших!

— Наших!!!

— Не проживут и дня!

— Дня!!!

Шаман изогнулся дугой, прогнулся назад, словно хотел встать на мостик, руки его бешено задергались, заходили так быстро, что слились с воздухом, растворились в нем. Кость-колотушка исчезла, превратилась в грохот, в гул, в гром.

Глеб, протиснувшись сквозь толпу, отошел в сторону. Ноги вдруг подкосились.

«…враги ослабнут!..»

И он, успев схватится за ближайший ствол, соскользнул по нему на траву. Никто не обратил внимания на упавшего человека.

Шаман, брызгая слюной, рычал уже что-то совершенно нечленораздельное. И толпа повторяла его интонации. Он вытанцовывал уродливые па, и гоблины копировали его ломаные движения…

Стало темно. Или это просто потемнело в глазах?

Глеб поднял голову. Невесть откуда взявшаяся иссиня-черная туча закрыла солнце. Сверкнула молния.

Берцовая кость.

Грохотнул гром.

Бубен.

Голова кружилась, кружился лес, кружились зеленые, вдруг потемневшие, кроны. Мелькали ожившие стволы. Качалась земля.

Что-то ударило его в лоб. Звонко, больно. Он едва не потерял сознание, через силу поднял руку. Под ладонью была влага. Кровь? Глеб поднес руку к глазам… Нет. Вода.

Дождь.

Еще одна тяжелая капля зарылась в волосы. Другая клюнула в глаз, потекла слезой по щеке. Глеб утер ее, окончательно приходя в себя.

Уже не так громко стучал бубен, и шаман не плевался сдавленными гортанными звуками. И кое-кто из гоблинов уже в изнеможении валился на землю, на корни, под деревья, в кусты, а те, что еще держались на ногах, качались от усталости, готовились рухнуть в забытьи.

Высоко в небе, путаясь в клубящейся тьме, вспыхивали молнии. Прокатывался гремучей жестью гром. Оттуда, сверху, от тучи, тянуло свежестью.

Камлающий шаман прохрипел что-то, и бубен выпал из его руки под оглушительный громовой залп. Отлетела в сторону кость-колотушка. Шаман замер на мгновение — белки невидящих глаз вывернуты, распахнутая пасть исходит пеной — качнулся вперед и упал на землю.

Хлынул ливень. Прошелестел по листве крон, ободрал по пути листья и обрушился на траву. Заскакали, запрыгали капли, словно мириады прозрачных насекомых. В одно мгновение возникли из ниоткуда лужи, вскипели пузырями…

Глеб, глупо улыбаясь, смотрел вверх.

«А ведь они оказались правы, черт возьми! — восторженно думал он. — Дождь все-таки пошел!»

Шаман пришел в себя, когда дождь уже заканчивался.

Гоблины окружили Мудрейшего и молча ждали, когда он откроет глаза. В отдалении стоял насквозь вымокший Глеб.

— В этот день всегда идет дождь, — негромко сказал Уот, приблизившись к человеку.

— Вы вызвали его? — спросил Глеб.

— Кого?

— Дождь. Грозу.

— Вызвали? — удивился молодой гоблин.

— Камланием. Своей магией.

— Мы ничего не делали.

— Но как же? Я все видел.

— Что именно?

— Ну… Бубен, выкрики, танец…

— Разве этим можно вызвать дождь?.. — совершенно искренне удивился Уот. — Кажется, Мудрейший вернулся. Сейчас он будет обходить жилища, а потом я поговорю с ним о тебе.

Уот вернулся к сородичам, что толпились возле лежащего в луже шамана.

— Я видел Синекожего Гоблина… — еле слышно прошептал шаман, не открывая глаз, оставаясь недвижимым. — Я видел его… — Мудрейший только наметил слова легким шевелением губ, но его соплеменники все поняли и так.

Пророкотал, удаляясь, гром. Грозовая туча скрылась за деревьями, укатилась к горизонту, а может и вовсе исчезла, растаяла. Прояснившееся небо еще исходило влагой, в проплешинах крон быстро плыли полотнища низких серых облаков, но диск солнца уже проглядывал сквозь бегущую пелену, весело проблескивал в разрывах… Деревья вздыхали, отряхивались, сбрасывали с листьев капли дождя. Клубами испарений дышала земля…

— Дождь Обновления омыл наши жилища. — Шаман распахнул глаза, и гоблины дружно отступили на шаг. — Небо напоминает нам о жертве. — Голос Мудрейшего крепчал. — Сегодня вечером мы разожжем костры!

Из толпы вышла Лина, протянула руку старому гоблину, помогла ему подняться. Подставила плечо, и они на какое-то замерли вдвоем — шаман и его ученица, старик и девушка, гигант и малышка. Мудрейший вновь закрыл глаза, пытаясь вспомнить, что же привиделось ему в отрывочном бреде камлания, какой облик принял на этот раз Синекожий Гоблин, многоликий Сияющий Дух. Какие слова произнес…

Налетел ветер. Прошелестел кронами, осыпал жемчуг скопившейся влаги. Расшвырял обрывки туч, очистил небо. И исчез.

Шаман выпрямился, поднял веки. Легонько отстранил свою юную помощницу, сказал ей:

— Отнеси все на место.

И Лина послушно отошла, подняла бубен, отыскала в траве белую кость, так похожую на человеческую. Направилась к землянке Мудрейшего.

А сам шаман долго копался в складках рваного одеяния, не обращая внимания на сгрудившихся вокруг сородичей. Наконец извлек толстую короткую палку, сплошь покрытую узорной резьбой, поднял ее над головой, держа обеими руками. Тихо запел, затряс головой в такт странному ритму. Заходил по кругу, с силой притаптывая ногами.

Гоблины опустили головы, отступили еще дальше, отвернулись.

— Пойдем, Глеб, — сказал Уот, беря человека под локоть. — Шаман должен остаться один. Сейчас никто не должен его видеть.

Не оглядываясь, гоблины уходили в сторону густых зарослей шиповника, на противоположный край поляны. И пропадали из вида за кустами.

— А что там? — поинтересовался Глеб.

— Обед. Но ты не должен есть. Тот, кто идет на Большую Охоту, должен быть голоден…

Перед тем, как раздвинуть руками мокрые колючие ветви, Глеб оглянулся на танцующего шамана. Большой гоблин содрал с себя всю одежду и неуклюже прыгал, похожий на взбесившуюся огромную лягушку, вдруг вставшую на задние конечности. Его раздутое брюхо дрожало, ноги неуклюже подгибались. Это должно было казаться смешным, но Глеб не засмеялся. Напротив, ему стало жутко — на какое-то мгновение ему почудилось, что шаман вырос, сравнявшись с самыми высокими деревьями, и глаза его сверкнули, затмив сияние солнца. Какие-то призрачные тени танцевали рядом. Глеб поспешил отвернуться.