Владимир Махов - Смертник

С трудом сдерживая гнев, Красавчик переваривал сказанное, а Глухарь не умолкал:

– Отвернулась от тебя Зона, Красавчик, прямо как баба продажная, и язык еще напоследок показала.

– Оставь свой словесный понос при себе, Глухарь. Рассчитываешь шарик раритетный после моей смерти получить, так и скажи.

– Ага, вот только об этом ты и думаешь. Как бы бабок побольше срубить. Не загреб еще всего бабла? Сколько же тебе надо для полного счастья?

– Так не думай, Глухарь. Не получишь ты шарик. Даже не надейся.

– Ты знаешь мою позицию. Себе его оставь. Я раритетов с Зоны не выношу. Так, по пустякам. Лишь то, что тут на каждом шагу попадается, мелочь всякую. Лишь бы с голоду не помереть и на выпивку чтоб хватило.

– А попадались тебе эти раритеты?

Вместо ответа Глухарь веско сказал:

– Такие вещи должны в Зоне оставаться. Пока наши ученые додумаются, чего там и как, всю планету разнесут к чертям собачьим.

– О планете беспокоишься? – Красавчик улыбнулся.

– Кому-то ж надо…

– В «Патриот» иди. Они тоже о планете пекутся. Но я забыл, что неловко тебе в «Патриот» подаваться, Глухарь…

– Надеюсь, это будет последняя мысль, которую ты унесешь с собой в могилу.

Красавчик не выдержал, вскинул автомат и нажал на спусковой крючок. В голове у него мелькнула последняя надежда на то, что Глухарь выстрелит в ответ, и тогда… кто знает?

Выдержки Глухарю было не занимать.

Красавчик видел, как тот инстинктивно дернулся, уходя от обстрела, выставил вперед ствол автомата, приготовился начать стрельбу, но не стал этого делать. Глухарь опустил оружие и с интересом наблюдал за тем, как пули плющились о стенку мыльного пузыря, осыпались вниз свинцовым дождем.

– Напугал. – Глухарь перевел дух, поднялся с пола и сел на прежнее место.

Долгое время стояла тишина.

Красавчик устроился у стены, не сводя глаз с Глухаря. Тот достал из рюкзака флягу, не стесняясь, долго и со вкусом пил, потом утерся рукавом и улыбнулся.

– Что ты будешь делать, когда Ника действительно придет? – Красавчик облизнул потрескавшиеся губы. Он задал вопрос от бессилия, не надеясь на ответ.

– Не придет, – устало ответил Глухарь и вздохнул. – У тебя над головой, наверху, в деревне, хозяин завелся. Мне он, знаешь, не страшен. Так что не жди напрасно, Красавчик. Никто к тебе не придет.

Вся ночь поместилась между выдохом и вдохом.

Когда девушка закрывала глаза, стояла темень, и вот уже сквозь сомкнутые веки пробивался свет. Но Нику разбудил не он. До нее долетел низкий, угрожающий рык, и она рывком села.

Скорее всего, этого делать не стоило. В нескольких метрах от нее стояла, прочно утвердившись на мощных лапах, огромная слепая собака. В полутьме белели глаза, закрытые пленками. Черная морда, лишенная шерсти, морщилась, обнажая искривленные клыки. Челюсти прилегали друг к другу так плотно, что зубы шли внахлест. Вырваться из такой пасти можно было лишь одним способом – оставив там куски собственной плоти.

Ника снизу вверх смотрела на собаку, приготовившуюся к прыжку. Жуткая морда нависала над ней. Девушка не шевелилась, боясь, что это окажется той последней каплей, которая переполнит чашу собачьего терпения.

Ника опустила глаза, отыскивая оружие. Оно не замедлило обнаружиться. Вот поспала так поспала! Автомат лежал между ней и тварью, с правой стороны. То же касалось и пистолета, предусмотрительно подсунутого с вечера под руку. Видимо, первый раз за четверо суток Ника провалилась в такой глубокий сон, что отфутболила все стреляющие штуковины подальше от себя. Правильно, пусть не мешают.

Нечего было и думать о том, чтобы дотянуться до оружия. Вряд ли собака согласится подождать, пока она возьмет его в руки и пальнет в слепую морду. Оставалась надежда на нож, спрятанный за поясом. Девушка скосила глаза, пытаясь определить, сможет ли быстро выхватить его. С этим тоже не повезло – рукоять была надежно скрыта за курткой.

Тварь болезненно реагировала на каждое движение Ники. Короткие уши стояли торчком, улавливали малейший шум, идущий от человека. Собака припала к земле. Бока, лишенные шерсти, раздувались и опадали, обнажая частокол ребер, покрытый черной лоснящейся кожей. На розоватых деснах выступила слюна. Собака глухо рычала, но, как ни странно, с места не двигалась.

Ника не знала, что помешало псине вцепиться в горло спящему человеку. Чем дольше длилось непонятное противостояние, тем яснее становилось, что тварь не позволит ей двинуться. Рано или поздно собаке все это надоест. Но, черт побери, девушке жутко не хотелось нарушать это шаткое равновесие!

Девушка медленно – настолько, насколько смогла, – подняла правую открытую ладонь и развернула ее в сторону собаки, демонстрируя мирные намерения, одновременно отвлекая внимание от левой руки.

Оскал слепой твари стал шире. Грозное рычание перешло в хрип.

В нелепой позе, с поднятой рукой, Ника просидела минут пять, если не больше. Еще медленней, чем поднимала правую, девушка положила левую ладонь на боковой карман куртки. Оставалось поддеть его и вытащить из чехла нож.

Собака тоже не теряла времени даром. Так же медленно она продвигалась вперед, и теперь их раздело от силы метра два.

Ей никак не успеть!.. Девушка уже видела, как несется к ней тело, обтянутое мышцами, смыкаются на шее страшные челюсти. Она захлебывается собственной кровью, пытается столкнуть с себя тяжелое тело, бестолково наносит удары ножом во что попало.

«Нет, не успеть» – с этой мыслью Ника коснулась рукой куртки.

Тогда животина дернулась.

– Собака! – вырвалось у Ники от безысходности. – Хорошая псина.

Рука запуталась в складках куртки. Да уж, села девушка неудобно. Знай она, с чем придется столкнуться, устроилась бы по-другому.

При звуках ее голоса тварь повела себя еще более странным образом. Вдруг разгладилась кожа на морде, закрывая десны и клыки. Черный влажный нос пошевелился, втягивая воздух.

– Хорошая собака, – повторила Ника, не понимая, почему до сих пор еще жива. – Ты хорошая собака.

Она нащупала рукоять и вытащила из чехла нож.

Дальше стали происходить и вовсе непонятные вещи. Гроза Зоны встрепенулась. Напряженные мышцы, клубками перекатывающиеся под кожей, расслабились. Собака мотнула обрубком хвоста из стороны в сторону и пошла на Нику.

Это была сука – вытянутые треугольники сосков сочились влагой.

Сжимая в руке нож, девушка ждала.

Задевая хвостом бока, собака подошла вплотную, ткнулась мокрым носом в открытую ладонь и шумно вздохнула, как сделал бы человек, вернувшийся домой. Из приоткрывшейся пасти выкатился язык и лизнул руку.

– Собака… – Ника, потрясенная до глубины души, несмело коснулась уродливой морды, а зверюга боднула и снова лизнула ее ладонь. – Хорошая собака, ты хорошая собака.