Борис Орлов - Испанская партия

...Град осколков осыпал ТБ. Леваневский услышал, как вскрикнул второй пилот, и, взглянув в его сторону, увидел залитое кровью лицо и летные очки, разбитые осколком. Его товарищ был мертв...

- Бомбардир! Бомбардир!

Нет ответа...

Он окликал всех, одного за другим, и, не слыша ответа, все сильнее стискивал ручки штурвала. Один... Он остался один...

В отчаянии он не видел, что провод телефона перебит и уцелевшие бортстрелки просто не слышат его. В голове билось и горело раскаленным углем: он остался один! Один из всего экипажа, который доверял ему, который верил в него... Если даже удастся довести израненный самолет до аэродрома, то как он посмотрит в глаза товарищей. "Ты же командир! Ты должен быть примером!"

Леваневский стиснул челюсти так, что хрустнули зубы. Он покажет пример! Он покажет, что такое советский человек, летчик, коммунист... Вот внизу как раз колонна машин, застрявшая перед мостом... Сигизмунд Александрович отдал штурвал от себя, и громадный "тэбэ" чуть клюнул носом, а потом все скорее и скорее заскользил в пике...

Гауптман Камерер застыл подобно лотовой жене. Русский бомбовоз объятый дымом вдруг рванулся к земле, туда где стояли, словно коровы на бойне, грузовики и новейшие танки, только что присланные из Германии. Идиоты! Они что не видят?! Надо наплевать на автомобили, отбрасывать в стороны бронированными лбами, давить их гусеницами, только чтобы вырваться из этой ловушки и спасти уникальные, новейшие образцы! Поздно! Вот сейчас... Сейчас... Сейчас...

...Перед Леваневским неслись все увеличиваясь в размерах крыши домов, стиснувших в своих объятиях улицу, заполненную техникой. Он чуть довернул самолет, чтобы удар накрыл как можно большую площадь...

- За Сталина! - в его голосе уже не было ничего человеческого. Так рычит раненный зверь, принимая свой последний бой, - За СССР!

В последнее мгновение перед его глазами вместо прокаленной южным солнцем улицы вдруг расстелились заснеженные равнины Таймыра. Снег искрился, маня своей белоснежностью и безмолвностью. Затем все затопил яростный, беспощадный огонь. Удара Сигизмунд уже не почувствовал...

Камерер постоял еще немного, а потом рухнул на землю. Пролетавшая мимо башня новейшего танка PzKpfv III Ausf A ударила гауптмана по шее болтающимся стволом орудия и, словно заправский игрок в крикет, запустила по сложной траектории его голову будто мячик. А потому кондоровец так и не увидел, как по улице картечью хлестнули осколки битого камня, сметая и калеча всех на своем пути, а потом прокатилась волна огня, долизавшая и добившая уцелевших.

Полковник Эстери истерически рыдал, глядя на то, как остальные бомбардировщики, собрались в круг, словно обсуждая смерть своего командира, а потом ринулись вниз, сбрасывая остатки бомб и, словно маленькие бипланы, штурмуя из пулеметов то, что еще так недавно было укрепленными позициями его гарнизона. Взрывная волна сбила полковника с ног, и он с трудом поднялся на четвереньки. Из глаз, не останавливаясь, лились слезы. Трясущимися руками он достал из кобуры пистолет, поднес, было, к груди, но потом, словно испугавшись, лихорадочно сунул ствол себе в рот. Сухо треснул неслышный в общем грохоте выстрел...

Франко сжал голову руками, прикрыл глаза. Нестерпимо ломило виски. Посланной на перехват русской группы колонны генерала Солано больше не существовало. Как не существовало больше и самого генерала, чей автомобиль попался в паре километров от Паленсии на глаза тройке "рата". Русские летчики едва не сравняли город с землей, сотворив из него вторую Гернику. И теперь на пути вырывающихся русских лишь пехотный полк усиленный бандерой Легиона...

Каудильо скривился. Формально русских меньше, но это только формально... На что способны большевики он уже имел "счастье" убедиться и потому объективно оценивал шансы его солдат остановить этих отчаянных фанатиков. Если бы колонна Солано уцелела...

- Передайте приказ командирам полка и бандеры, расположенных в Аквилар-де-Кампо - сухо сказал Франко адъютанту. - При появлении большевиков - попытаться вступить в переговоры. Пусть тянут время. И пошлите им на помощь два полка марокканцев из второй дивизии...

С той стороны раздался глубокий и чистый звук трубы. Еще раз. И еще раз. Звенел один и тот же сигнал - приглашение к переговорам.

Мехлис повернулся к горнисту:

- Отвечай. Пусть приходят. Послушаем, что скажут...

Красноармеец прижал к потрескавшимся губам свой корнет. Та-та-та-ти! Ти-ра-та-та...

С позиций мятежников поднялись и зашагали вперед три фигуры. Над ними сморщенной тряпкой болтался в такт шагам белый флаг.

Лев Захарович встал и одернул кожанку. К нему тут же шагнули Ястребов и Домбровский:

- Товарищ корпусной комиссар, - негромко произнес Бронислав - Не надо вам лично. Мало ли что...

- Давайте мы сходим, - поддержал его Домбровский. - Вон, старшину моего возьмем и...

- Вздор! - резко оборвал их Мехлис. - Что же я за командир и комиссар, если побоюсь? Других под пули подставлю, а сам отсиживаться буду? Это, товарищи, не по-большевистски. Да и не по-честному...

Он оглядел бойцов, задержал взгляд на громадном Семейкине, сидевшем неподалеку, на минуту задумался, вспоминая его имя, но, так и не вспомнив, обратился к нему по званию:

- Товарищ звеньевой, пойти со мной не побоитесь?

- Никак нет, товарищ Мехлис! - Семейкин вскочил и тоже одернул форму. - Я готов.

- И вы, пожалуйста, - обратился Лев Захарович к горнисту.

Он критически оглядел себя и двух своих спутников, вздохнул, попытался стряхнуть с кожанки пыль, но, поняв тщетность попыток, махнул рукой:

- Пойдемте, товарищи...

...Навстречу советским парламентерам шли легионеры. Тоже - не парадного вида, хотя более чистые и свежие. И наверняка сытые. Лев Захарович усмехнулся: еда кончилась еще вчера утром, но сегодня, проснувшись, он обнаружил в своей фуражке узелок, а в нем - три больших куска сахару. Выяснилось, что тот самый белозубый башнер последнего уцелевшего танка - Каплер, ночью положил ему свой сахар. Весь, что у него оставался... Он собирался, было, разбранить хорошенько непрошеного доброхота, но, увидев огорченные глаза парня, просто не смог. Обнял его за плечи, и пояснил, что комиссар - такой же человек, как и все, а сахар нужно отдать раненым. Перед маршем их напоили сладенькой водичкой и погрузили в автомобиль... А эти сегодня плотно позавтракали. Даже побрились...

Лев Захарович машинально провел рукой по давно небритой щеке, усмехнулся. Переводчика-то он и не взял. Ну-ну...

Легионеры подошли совсем близко. Один из них - высокий, усатый, человек лет сорока на вид, внезапно заговорил по-русски: