Александр Афанасьев - Отягощенные злом, ч. 1

Таким образом: события тысяча девятьсот семнадцатого года — стали результатом не народного возмущения, не революции снизу, не восстания большевиков — они стали результатом преступного захвата власти группой антинародной, военно-промышленной олигархии, поддержанной так называемым «образованным классом России» — прозападной, ненавидящей Россию и русских, интеллигенцией. Именно эти люди — в несколько месяцев разрушили страну. Большевики — в крушении Империи если и виноваты, то очень мало. Точка.

Что произошло в девяносто первом году?

На самом деле — лица все те же, события во многом схожи, изменилось все очень мало. Вместо Первой мировой — Холодная война, которую Запад выиграть не мог и сам это признавал. Вместо военно-промышленной олигархии — сформировавшийся класс советской элиты, созревший для того, чтобы решить «проблему народной собственности» — то есть прибрать ее к рукам. И интеллигенция. Совершенно та же самая интеллигенция. Ни к чему не годная — но считающая, что здесь ей недодают и недоплачивают. Ориентированная на Запад, слушающая радиоголоса. Профессионально ненавидящая и Россию и русское общество и с радостью хватающееся за любой неприглядный факт, чтобы пнуть, да побольнее. Искренне считающая, что «здесь ничего уже не исправить» и потому надо начать с разрушения всего, да до основания. И очень смутно представляющая — как смутно представляли это вырвавшие у Его Величества штурвал февралисты — а что «затем».

Девяносто первый год — это опять-таки, не народное восстание, не результат экономического кризиса, не требование «свободы» со стороны народа. Это повторение Февраля, не буквальное, но все же, восстание элит против их положения в обществе, поддержанное прозападной частью советской интеллигенции. Оно началось тогда, когда во власть пришел М.С. Горбачев и привел во власть группу «февралистов». Этим — на доведение страны до состояния хаоса — потребовалось шесть лет, но до хаоса они страну все-таки довели. Не до такого тяжелого, как в семнадцатом — войны не было. Но достаточного, чтобы разрушить страну. Б.Н. Ельцин в данном случае сыграл — пусть хуже оригинала — роль В.И. Ленина, который подобрал власть и попытался спасти все, что можно спасти. Кто сомневается — вспомните, что вопрос тогда стоял об отделении не только союзных республик, но и об автономии всех автономных областей и крупных частей РСФСР — то есть о развале СССР не на пятнадцать, а на куда большее количество кусков.

Элита — как и в семнадцатом, решала свои, конкретные задачи, и в отличие от Февраля — ей удалось их решить практически все. Элита решала задачу собственного умножения — ей это удалось, сейчас в России больше чиновников, чем было в СССР — а ведь есть еще ставшие независимыми союзные республики. Если же подсчитать общее количество чиновников... это же ужас! Элита решала задачу приватизации собственности — она ее решила. Ведь если вдуматься — советская элита была, наверное, самой недоплачиваемой элитой в мире. У Норникеля тогда был не владелец — долларовый миллиардер из списка Forbes — а всего лишь директор, и получал он, по сути, за ту же работу — всего лишь зарплату, которую ему даже на «Волгу» с трудом хватало, не говоря о собственной стометровой яхте. Именно это: огромная и потенциально чрезвычайно дорогая собственность в сочетании с высоким уровнем ответственности советской элиты за нее — и при этом с чрезвычайно низкой рентой, которую элита получала — толкнула ее на выступление в девяносто первом. Что ж, задача перевода собственности из общенародной в частную и увеличения размера изымаемой ренты решена с блеском. Кто-то в этом сомневается?

И снова — не меньшую, а подчас и большую роль в провоцировании катастрофы — играет интеллигенция. Которая не получает за это ничего материального — но упорно, раз за разом тянет нас (и себя) в трясину. Ни в одной известной мне стране мира — нет прослойки общества, подобной русской интеллигенции. Прослойки, сочетающей жизненную беспомощность и бесполезность с чудовищным потенциальным вредом, какой она может нанести стране.

Я пишу это для того, чтобы вы поняли — семнадцатый год не был предопределен ходом истории, как и девяносто первый. Российская Империя могла остаться существовать в семнадцатом, и стать действительно мировым лидером, без ГУЛАГа и бойни Второй Мировой. Можно было пройти индустриализацию, не загоняя полстраны в лагеря и не заставляя работать за миску баланды. Можно было решить и земельный вопрос, проблему аграрной перенаселенности центра страны — без всего ужаса коллективизации и раскулачивания, без гражданской войны, без голодающего Поволжья и вымирающей от голода Украины. Можно было навести порядок в стране — без сивого бреда сталинских процессов, без кровавой бойни тридцать седьмого года, когда вышедшее из под контроля НКВД объявило войну стране, уничтожая людей десятками и сотнями тысяч, без половины страны, прошедшей через лагеря и привнесшей лагерную культуру в нормальное общество. Можно было и воевать по-другому — без предателей в генеральских погонах, без сданного через неделю войны Минска, без ада Невского пятачка, где трупы лежали в несколько слоев, а немецкие пулеметчики сходили с ума, без стреляющих в спины комиссаров и атаки волнами на немецкие пулеметы до последнего русского солдата. Будущее не было предопределено — ни в семнадцатом, ни в тридцать седьмом, ни в сорок первом, ни в девяносто первом. И, наверное, весь двадцатый век, горестный век нынешней, изверившейся, уставшей России — можно вместить в несколько горьких слов: хотели как лучше, а получилось...

Я хочу, чтобы вы понимали еще и вот что: Империя, о которой я пишу — тоже не без греха. В ней никуда, к сожалению, не делась ни интеллигенция, готовая, как бродячая собака в любой момент больно укусить, ни военная и промышленная элита, у которой есть и свои, не совпадающие с народными интересы, и предатели в погонах, которые всегда знают, как лучше — но никогда не предполагают, «как всегда». Но Бог хранит Россию, ведь верно?

К сожалению — и Дарья и Малена были тем, кем они были — двадцатилетними на момент трагедии пустышками, видящими только то, что они хотят видеть. Они были влюблены — и поэтому не задавали относительно своих кавалеров тех вопросов, которые стоило бы задать. И они не были сотрудницами спецслужб, иначе бы увидели то, что надо было видеть. Например, скачанные и сброшюрированные книжечки, содержащие комментарии по Исламу — были запрещены, так как содержали экстремистские высказывания и комментарии. Оба молодых человека, особенно Магомет — очень неохотно выходили с девушками в свет и особенно — боялись посещать те места, где были солдаты и моряки. Их можно было понять — у тех же морских котиков, диверсантов фотографическая память на лица и кто-то мог вспомнить Магомета. Правда, у него тогда была борода — но была еще и приписка под портретом: особо опасен. Взять живым или мертвым. Ему было не двадцать пять — а двадцать девять лет. И он был не сыном шахского полковника, который был растерзан разъяренной фанатичной толпой на стадионе — а сыном судьи шариатского суда. Сам судья — скрыться не смог, привычка записывать вынесение смертных приговоров на видео для последующей трансляции по телевидению его подвела. Оценив представленные доказательства, военный трибунал признал «богослова» виновным в многочисленных убийствах, совершенных в составе организованной преступной группы «Армия Махди» и приговорил к смертной казни через повешенье. Сын — сначала мстил за отца, совершая террористические акты против русских — а потом ему удалось легализоваться по документам сына человека, которого убил его отец — и попасть в Санкт Петербург. Сюда он приехал со вполне конкретной целью — убить Его Императорское Величество.