Александр Прозоров - Вольный стрелок

Пройдя по почти пустой платформе, он остановился возле впечатанной в стену схемы, пытаясь разобраться, на какой ветке находится, какая нужна и как перебраться с одной на другую. Однако даже после полулитра коньяка вникнуть в сокровенный смысл развешанных вдоль длинной стрелы табличек и списков у Тумарина не получилось.

— Космическая навигация и то проще, — зевнув, понял он. — Там хоть какие-то ориентиры обозначаются. Ладно, двинем в ту сторону, которая длиннее. Вроде, в вагонах более подробные схемы висеть должны.

В подкрепление своего решения он не спеша направился к началу платформы, постоял у зеркала под электронными часами и от нечего делать двинулся в обратную сторону. Наконец из черного зева тоннеля выскочил длинный грохочущий червяк, затормозил, с пшиканьем открыл двери. Денис шагнул в вагон, нашел глазами под стеклом коричневого паука с отметками станций и повернул к нему.

Как раз под самой схемой играла с телефоном девушка лет двадцати с длинными гладкими волосами невероятного черного цвета. Не бархатного космического ничего, пустоты, бесконечности — а глянцевого черного цвета загустевшей битумной смолы, цвета тщательно отполированного катафалка, цвета вороньего зрачка, цвета ограненного для музейной витрины антрацита, цвета насаженного на макушку копья остро отточенного обсидиана. Денис даже не подозревал, что в природе может существовать такой цвет: по всем законам физики обязанный впитывать, поглощать, убивать любой свет — но почему-то его отражающий.

— Аффанареть! — не удержавшись, высказался Тумарин, но его восклицание, к счастью, утонуло в грохоте ныряющего в тоннель поезда.

Незнакомка и в целом была очень даже симпатичной: миниатюрная, в светлой замшевой курточке и черных обтягивающих джинсах, со смуглым, чуть вытянутым лицом, густыми бровями и длинными ресницами такого же, невероятно черного цвета. Похоже, ее волосы были вовсе не крашеными, а такими от природы.

А еще Денису понравилось в девушке то, что играла она на точно таком же телефоне, каким пользовался и он сам. Тумарин даже стукнул себя сбоку по животу — туда, где под плотной мотоциклетной курткой лежал его сотовый. Убедился, что на месте, в чужие руки не перебежал. Вздохнул… и решился — сел рядом, дружелюбно улыбнулся:

— Привет! Классный аппарат, правда? У меня точно такой же.

Незнакомка посмотрела на него с некоторым недоумением, что-то ответила, закрыла игрушку, уронила мобильник в небольшую матерчатую сумку, расшитую какими-то иероглифами, и поднялась, встала к двери, демонстративно глядя в другую сторону. То ли собралась выходить, то ли наглядно показывала, что молодому человеку ничего не светит.

А глаза у нее были, что у кошки: огромные и яркие. Прямо зверь, а не человек! Или это на фоне черных ресниц так померещилось?

Денис глянул на себя в отражении окна напротив: короткая стрижка, легкая небритость, прочная куртка в медных заклепках. Не Леонардо ди Каприо, конечно, но выглядит прилично. Обидного тоже ничего не сказал. Да и вряд ли она вообще хоть что-то услышала в здешнем грохоте.

Или за скинхеда-металлиста приняла?

Поезд сбросил скорость, явно подкатываясь к следующей станции…

А может, она просто собирается выходить?

В любом случае, у него оставался последний шанс, последние считанные секунды. Денис встал, подступил к незнакомке сзади и, чуть наклонившись, зашептал в самое ухо:

— Ты самая прекрасная из всех, кого я только видел в своей жизни. Твои глаза ослепляют подобно взрыву сверхновой, твой запах чарует, как рассвет над лесным озером, твоя фигура вызывает зависть у эллинских богинь, твоя кожа похожа на балтийский янтарь, твои губы сводят с ума, а твои волосы разрывают формулы Кирхгофа. Позволь увидеть тебя еще раз — и я соглашусь продать душу дьяволу, если это он создал тебя такой неотразимой.

В отражении стало видно, что губы незнакомки тронула слабая улыбка, а губы что-то прошептали.

— Ты сказала, что будешь забирать душу сама? — переспросил молодой человек.

— Я спросила, что это за формула Кирхгофа? — повернула к нему голову девушка.

— Согласно закону излучения Кирхгофа, отношение испускательной и поглощательной способностей материального объекта является универсальной функцией частоты и температуры, — пробормотал заученную еще в институте формулу Тумарин.

— Универсальной функцией чего?

Поезд уже вылетал к перрону, когда незнакомка все же полуразвернулась к нему. Денис ощутил, как из-за торможения теряет равновесие, ухватился за поручень, но все-таки резко качнулся, ощутимо зацепившись за что-то курткой. Девушка опустила глаза — и возмущенно вскрикнула:

— Ах ты, урод! — Дернула его за куртку еще сильнее, со всего размаха влепила звонкую пощечину: — Подонок! — и с силой отпихнула назад.

Зашипели, открываясь, двери. Незнакомка выскочила наружу, обернулась и закричала снова:

— Гаденыш! Пес поганый! Урод! Тварь!

Двери захлопнулись, отделяя ее от Тумарина, однако девушке этого показалось мало, и, подскочив к стеклу, она, сложив свой смуглый кулачок, старательно показала ему средний палец.

Поезд тронулся и унес совершенно ошалевшего от такой выходки Тумарина дальше к центру Москвы.

Григорианский хорал был вовсе не тем наслаждением, которое должно было выманить Дениса Тумарина из постели, а потому молодой человек довольно долго не мог понять, что это за звук и откуда он взялся? Однако музыка оказалась настырной и въедливой, вынудив его отпихнуть одеяло и приподнять голову в поисках источника звука. В глаза бросилась мигающая на блоке радиотелефона лампочка. Молодой человек наконец вспомнил, что сам когда-то выбрал этот ужас в качестве звонка, чисто ради принципа поменяв прошивку купленной вместо старого агрегата игрушки. Квартирным стационарным телефоном он пользовался так редко, что теперь даже и не помнил, когда это было в последний раз.

Тумарин встал, выдернул трубку из гнезда и недовольно поинтересовался:

— Кто и чего в такую рань?!

— От такого слышу! — не менее бодро ответил ему Топорков. — Это что, была твоя мстя, Денис Федорович?

— Какая мстя? — не понял Тумарин.

— Позвонить мне в девять утра и спросить, не знаю ли я, как тебя можно найти?

— В девять? — Денис вернулся к постели и стал ощупывать одежду. — А сейчас сколько?

— Девять пятнадцать! Или ты думал, после этого я стану ждать полудня? Как здоровье, Денис? Ты вчера еще добавил — или сразу в койку упал?

— В койку, — честно признался Тумарин.

— Это плохо. Значит, тебя проняло не так, как меня. Я токмо в четыре, сказывают, угомонился. Вечером жена шкуру снимет, это к бабке не ходи… Чего хмыкаешь?