Иар Эльтеррус - Звездный колокол

— Да нет, конечно. Открывал… ну да, открывал. Только я попадал по большей части на всякую ерунду, — признался Ит. — Ночевки в подвалах, вокзал, вагоны, ящики. Зима. По-моему, тут постоянно была зима, и мне все время было холодно, — он повернулся к рыжему, придерживая руль коленом. — Такой диссонанс. Тут лето, а я иду, и вижу сугробы на улицах, представляешь?

— Представляю. Ит, лодку веди, а? — попросил тот.

— Да веду я… Ну и вот. Вокруг лето, жара, а меня трясло почти постоянно, — Ит поежился. — А это место… Когда ребята сказали про Балаклавку, меня словно иголкой кольнуло.

— В смысле?

— Не знаю. Подумал — оно. Просто подумал, и все…

— Это вы о чем? — поинтересовалась Роберта.

— Да ассоциации всякие, с прошлой жизнью, — отозвался Ит. — Бертик, понимаешь, у меня эта Балаклавка не просто так… Я это чувствую. Но почему-то совершенно не хочу знать, что именно там было. Не по себе.

Берта задумалась. Неуверенно пожала плечами, нахмурилась.

— А сейчас это нам может что-то дать? — спросила она наконец.

— Не думаю, — с сомнением ответил Ит.

— А вот и может, — вдруг сказал Тринадцатый.

Оба Мотылька спали в просторной сумке на коленях у Джессики, которая тоже дремала, прислонившись плечом к плечу Ри. Тот пока что молча слушал разговор, не вмешиваясь, и было непонятно, о чем именно он думал в тот момент… и думал ли вообще. Ри отрешенно и рассеянно смотрел куда-то вдаль, и в беседу не вмешивался.

— Почему ты так считаешь? — с интересом спросила Берта.

— Принадлежность, — хмыкнул Тринадцатый. — У нас у всех тут принадлежность. К чему-то.

— То есть? — спросил Ри, продолжая смотреть в никуда.

— То есть смычки, — пояснил Тринадцатый. Из сумки высунулась тоненькая рука, пошарила в воздухе, ухватила Тринадцатого за шиворот, и потащила обратно. — Чего тебе надо?! Отвяжись, урод, не видишь, я занят!..

— Если ты чем и занят, то исключительно демагогией, — проворчал Брид. Тоже высунулся из сумки, залепил товарищу оплеуху, правда, не сильную, скорее в воспитательных целях, и сообщил: — Он, как всегда, торопится. Рано пока что говорить.

— Наговорили вы уже достаточно, — проворчал Ри, опуская глаза. — И при этом умудрились не сказать ничего. Итак?

— Итак, мы спим дальше, — решительно ответил Брид. — Поговорим на месте, дорогой начальник.

— Когда-нибудь я тебя выпорю, — пообещал Ри. — Ремнем. С пряжкой.

— За что?

— За издевательство. — Ри зевнул.

— И сама доброта посмотрела сейчас на меня большими синими глазами, — хихикнул Брид. — Ладно, ладно. Ну давай, говори, — милостиво разрешил он Тринадцатому.

— Говорю. Мы с Джесс и Рокори смотрели карту. И у нас получилось, что на этой карте есть места, которые звучат так же, как вы. Звучат, выглядят, ощущаются. Например, Ит выглядит, как часть той точки, которую мы едем сейчас смотреть. Что-то темно-красное, разбитое на несколько частей, и потом получился словно бы столб в небо и в землю, даже нет, не столб… Джесс как-то иначе сказала и увидела, но она спит, жалко… Ты, дорогой начальник, выглядишь, как снег в горах, как синяя, кобальтовая такая лавина, которая дошла до определенной точки и стала увеличиваться, но не до бесконечности… продолжать?

— Продолжай, — попросил Скрипач.

— А ты выглядишь, как что-то разноцветное, расходящееся во все стороны, не имеющее формы и границ, ты один и тебя одновременно много, очень много, и твое место совсем даже и не здесь…

— А где?

— Тунгуска, — хмыкнул Брид.

— Понял, спасибо. Еще что-то?

— О, да. Мы сами. Мы выглядим, как два серебряных прута, которые на самом деле один прут — нас вбивают в землю чем-то тяжелым, и земля рвется. Только земли очень мало. Земли мало, а вокруг много воды.

Ри молчал.

— Джессика выглядела, как пушистый световой шарик, из которого во все стороны бьют такие лучики… как стрелы. — Брид улыбнулся. — Но мы не успели посмотреть, где она на карте. Артем вошел, настройка слетела. Жалко. Потом еще посмотрим.

— Теперь по порядку, — попросил Ит. — Моя точка, по твоим словам, — это Балаклавский проспект?

— Ага. Точка Ри — это фирновое плато. Точка рыжего — Подкаменная Тунгуска. Наша точка — Змеиный остров. А точку Джессики мы не нашли.

— Вот даже как… Хорошо, давайте доберемся уже, в конце концов, и посмотрим на месте, — предложил Ри.

Аппаратуру по всем правилам расставить было невозможно, поэтому выбрали несколько узловых точек, и сняли с них по очереди показатели. Потом перебрались в лес, в тенечек, сели на маленькой полянке, и под бутерброды с газировкой стали делать анализ. Вернее, его делали Берта и Ри, а остальные, перекусив, разбрелись кто куда.

Джессика решила посмотреть на лошадей — совсем неподалеку располагался ипподром, на котором, судя по неразборчивому громкоговорителю, сейчас шли какие-то соревнования, Брид и Тринадцатый, конечно, увязались с ней; Артем и Тимур ушли в город, поискать магазин и купить еще сока или газировки, на дорожку, а Ит и Скрипач отправились к проспекту — потому что Ита тянуло туда, и то, что он при этом чувствовал, ему нравилось все меньше и меньше. Он хотел разобраться в ощущениях, но почему-то вместо понимания испытывал все большую растерянность, да еще и спина ко всему прочему стала болеть. Боль пришла сначала неожиданно, когда он с одним из датчиков переходил дорогу, чтобы отснять один из сегментов, определенных Бертой, и была в первый момент настолько сильной, что он чуть не уронил прибор. Потом она вроде бы стихла, но не до конца — вспыхивала временами, словно спину жгло огнем.

— Давай лучше посидим с ребятами, — предложил Скрипач.

— Успеем еще посидеть, — возразил Ит. — Не бойся, вполне терпимо. Пошли, поглядим еще раз. Рыжий, пожалуйста. Ну болит спина, ну подумаешь?

В результате они все-таки ушли к проспекту, и Берта с Ри остались вдвоем.

— …Это очень странно, — говорила Роберта. — Очень. Вот смотри сам — мы сняли характеристики с девяти сегментов, и каждый сегмент имеет в частотных характеристиках какие-то отличия. Видишь?

— Вижу, — кивнул Ри. — Часть вибраций сходна, часть различна. Но в то же время я ощущаю, что в этом всем есть закономерность. Странное место.

— И это не площадка, в общепринятом понимании. У площадок, как ты знаешь, общее «звучание» всегда однородное. «Ноты» регистрируются только при активации площадки, и всегда в одной и той же последовательности. А тут… — Берта замялась. — Оно делится. В пассивном состоянии, замечу. И я не вижу закономерности.

— Аккорд? — полуутвердительно спросил Ри. Задумался. — Да нет, опять лажа какая-то. Бертик, тут что-то еще. Мы снова не видим деталей.

— Не видим, — согласилась та. — Нет, Ри, это не аккорд. Аккорд был бы гармоничен…