Ddntes - Игра скомороха

Молча отступаю в сторону, пропуская эту процессию. Рей смотрит на меня, я на нее.

Сейчас я наконец могу разглядеть ее более–менее внимательно. Худое лицо, выпирающие скулы. Левый глаз заклеен тампоном, правый, с красной радужкой следит за мной. Узкие бледные губы, немного неправильный прикус, аккуратный нос правильной формы. Черты лица скорее европейские, чем азиатские. Вообще не сказать, что Рей прям божественно красива, ее и симпатичной с трудом назовешь. Это вам не аниме…

Каталка уже заехала за угол, а я продолжал смотреть ей вслед, неудобно вывернув шею. Кажется, ей было любопытно — выражение глаз не поменялось, но пока могла, она смотрела на меня. А может мне пора лечиться от мании величия. Ну, по крайней мере, Рей меня узнала, что уже обнадеживает.

Доктора пришли только через час. Помимо того шустрого азиата в очках, который приходил, подошел еще один, покрупнее, с папкой подмышкой. На два голоса обругали меня за «самоволку» и загнали обратно в палату. Ну, хотя бы немного развеялся.

Дальше начался уже хорошо знакомый в этой жизни марафон — тест Роршаха, цветовой тест Люшера, опросники. «Нарисуйте, пожалуйста тут солнце, дерево, дом, человека. Нарисуйте, пожалуйста, тут какое‑нибудь животное. А давайте пофантазируем — представьте, что вы умеете летать». Что тут фантазировать, я и так умею, главное чтобы пнули посильнее.

Тьфу. Уже достало.

Наконец и эта фигня закончилась. Пообещав прийти завтра, доктора удалились, наказав лежать и не дергаться. Ага–ага. Так я и послушался. Нет, некоторое время я тут поваляюсь, ладно, но блин, вы мне окно хотя бы откройте. Или почитать что дайте.

Ску–ука.

Ладненько. Что там на повестке дня?

Такс. Ева. Ева — это вам не просто так, это Махина, с большой буквы. Только вот мозги мне выжигать не надо…

Я мало что понял из той мешанины впечатлений, что оставил у меня процесс синхронизации. Кто‑то на меня злился, давил, не давал думать, а потом я взбесился, вспомнил все, и разметал супостата. Да уж. Что еще? Хм–м…

«Враг! Уничтожил часть целого!..»

Вот. Это еще было. Часть целого… Что за «часть целого»? И когда я ухитрился ее уничтожить?

О–ой–ей–ей! Это ж, что получается? На меня напала сама госпожа Икари Юй?! Вашу ж мать! Вот это я понимаю, поворот сюжета! Гбу–га–га–га! Нет, у меня даже цензурных слов нет! Ну, блин!

Интересно, а как отреагирует Гендо, если узнает что Юй уничтожена мной? В смысле, если будет продолжать думать, что я его сын? Гы–гы… Бедный мужик! Всю жизнь положил, чтобы вернуть жену, а тут приперся русский попаданец, и испортил ему всю малину! Е–эй! Я крут!

А вообще, чем позже он об этом узнает, тем лучше. Вины я особой не испытывал — единственно, кого мне было жалко, так это Синдзи. Но тут уж ничего не попишешь — я точно помнил, что никогда не встречался с ним, или осколками его духа. Вины за то, что занял его тело за мной нет. А Икари Юй… По–хорошему, ей уже давно надо было отправиться на перерождение, или куда там духи уходят. Ее срок давно уже пришел, а я максимум — бросил горсть земли на гроб. Так что, светлая Вам память, Юй–сама.

Мда уж. Я могу понять и Гендо, и Юй. Оба этих человека боятся за своих близких. Гендо — тот до сих пор не может отпустить жену, поверить в ее смерть. Серьезный мужик, решил уничтожить мир ради того, чтобы снова встретиться с женой, даже где‑то уважаю. А Юй — нежить, мертвая женщина, беспокоящаяся за своего сына. Тоже мертвого, как выяснилось. Да и я сам…

В прошлой жизни я жутко боялся кого‑нибудь потерять. Друзья… В школе у меня были друзья. Настоящие друзья — в последние годы школы мы вместе излазили столько скал, что я со счета сбился. Все время страховали друг–друга, и я знал, что могу довериться им, и они доверяли мне. Потом универ, и все мы разъехались кто–куда на время учебы. В универе со знакомствами особо не сложилось, не тот контингент там был… А когда встретились со школьными друзьями через пару лет… Ну что тут сказать — чужие люди. Я изменился, они изменились, осталось очень мало общих тем, разные круги общения… Обидно, жалко, тошно. Больше я с ними не встречался. Нет, мы расстались хорошими приятелями, все мирно–цивильно, но всего общения — поздравить с днем рождения и Новым Годом по аське. Печально.

Родители у меня умерли, когда я закончил универ — простой и банальный рак у отца, а потом у матери не выдержало сердце. Мы никогда не были особо близки, конфликт отцов и детей в нашем случае была особенно заметен, но на их похоронах я ревел. С их смертью близких людей у меня не осталось. Девушки были, но почти всегда ничего серьезного, а те пару раз, когда было серьезно… Ну, скажем так, мне не везло. Ну его нафиг, короче. Получилось как в песне: «Если у вас нет собаки, вам ее не потерять…»

А тут… Тут я, кажется, готов рискнуть. Готов, так сказать, впустить кого‑нибудь в свой ближний круг. Не сразу, и не быстро, но готов. Может быть Рей. Может быть Мисато… Хотя, Мисато навряд ли.

Мне тяжело будет доверять человеку, который тыкал в меня пистолетом — не в шутку, а пытаясь заставить что‑то сделать. Мне будет все время казаться, что этот человек имеет преимущество надо мной, и если ему что‑то сильно понадобится, то он снова достанет пистолет. Неприятное такое, подспудное ощущение. Как будто, Мисато меня сильно напугала. Что характено, страха я не испытывал… Ну, мне так кажется, по крайней мере. В том коктейле эмоций, что у меня тогда царил в душе, сам шайтан ноги переломает.

Ладно, будем посмотреть.

Еще вопрос — заставят ли меня ходить в школу? У дяди с тетей я школу посещал только по особым случаям — экзамены там, пороговый контроль. Правда, по настоянию врачей, меня засунули в музыкальный класс для «одаренных», где на деле были психи покруче меня. Но на виолончели, я как и в каноне, играть более–менее научился.

Э–хе. Пойти погулять, что‑ли?

Больницы в любых мирах и измерениях одинаковы — везде один и тот же запах стерильности, неизменная атмосфера безжалостного, деловитого сочувствия. Иногда, во время каких‑нибудь эпидемий, или аварий, эта атмосфера разбавляется духом гниющей плоти, боли и отчаянья. Редко когда. Ах да. И вечная, присущая сугубо больнице скука.

В конце–концов, вчера вечером я выбрался в коридор, и вновь уселся на облюбованный подоконник. Редкие медсестры косились на меня, но ничего не говорили. Ближе к ночи, мимо меня снова провезли Рей, уже в другую сторону, и мы, так же, как и в прошлый раз, обменялись долгими взглядами. Интересная девчонка.

Принесли поесть, попытались загнать меня обратно в палату, но я, в своей обычной манере, короткими, рублеными фразами послал всех нафиг, и захарчил ужин прямо на месте. Хорошо.