Виктор Глумов - Мышеловка

– Издеваешься? – вызверился Артюхов, вскочил, упершись кулаками в стол, и навис над Маузером.

Тот кивнул и сделал бесхитростное лицо:

– Да. За то, что вы в реале над целым народом издевались. Как представитель угнетаемого класса, имею право.

Артюхов потряс головой, усмехнулся и сел:

– Засранец, мать твою! Да я, между прочим, хотел сделать из этой страны вторую Францию! И знал как! И даже пытался, пока чуть не сел. Бесполезно это все… Потому что имя им – легион! Я за свою жизнь бычка не бросил на землю! – он раскраснелся, на его шее вздулись желваки. – Вы достойны такого правительства, какое имеете. Точнее, какое вас имеет. Что быдлу надо? Чтоб было спокойно, тепло и сытно. Чтоб летом можно было к морю, и купаться в кораллах, и делать бездарные фотографии с разноцветными рыбками, а потом вывешивать все это у себя в бложике. Сейчас же все продвинутые, все с компьютерами. Как там в песне? Они ненавидят хачей, москвичей, гомиков, евреев и читать. А вы – жалкие десять процентов выродков. Вы – меньшинство. Так что сидите и не вякайте, а то они вас количеством задавят.

Вот чего Маузер не ожидал от Артюхова, так это что под маской циника прячется человек неравнодушный. Редкий такой вид, а в кругу сильных мира сего – и вовсе вымирающий. И ведь не играет на публику, незачем ему играть – душу изливает. С волками пожил, по-волчьи завыл, оброс серой шерстью и айда резать овец. Или не так – хочет самому себе казаться белым и пушистым и верит в каждое слово.

Как бы то ни было, он – ключ к спасению и нужный человек, никуда от него не деться. Вспомнился стишок, гуляющий в Сети: «Я верю в честность власть имущих и в неподкупность постовых, в заботу банка о клиентах, в русалок верю, в домовых».

Выговорившись, Артюхов рухнул на табурет, отхлебнул из фляги.

– От меня ты чего хотел? – осторожно поинтересовался Маузер.

– Нам бы выспаться – и в путь. К Фрайбу в гости, – проговорил он устало. – Что бы ты посоветовал как вояка?

– Фрайб знает, что мы здесь, так что скоро будет проводить разведку. Надо, чтобы он в этом окончательно убедился. Потом… Потом я бы попытался его обмануть и отправил пару человек куда-нибудь на переговоры. Одному можно рожу разрисовать, второго подобрать, похожего на тебя. Причем сделать это, типа, тайно. Если выследит, пусть идет по ложному следу. Сами мы пойдем в другую сторону. Туда, где они нас не ждут… По крайней мере, попытаемся. Вряд ли это сработает второй раз. Но пока устал, мозга нет, и ничего лучшего не придумывается. Пойду, раздам поручения, и – спать. Тебе тоже советую.

Отдохнуть Маузер решил на складе с одеждой, где не было ни одного окна. Распаковал спальник, залез в него, выключил свет. Думал, что его срубит, едва он сомкнет веки, но ничего подобного. Стоило закрыть глаза, и приходила Ольга, склонялась, смотрела обеспокоенно. Маузер пытался взять ее за руку, но она каждый раз ускользала, замирала в дверном проеме, звала за собой. Он поднимался и шел, спускался по бесконечным лестницам, потом появлялся Фрайб, каким его описывал курносый парень, – рыжий, бородатый, в экзоскелете. Ольга звала на помощь, Маузер метался, пытаясь ее отыскать, но она снова и снова исчезала.

Он просыпался в холодном поту и долго смотрел в черноту. Из коридора доносился топот и голоса. Когда Маузер наконец начал видеть сон, кто-то крикнул:

– Маузера не видели? Ищут его.

– Не-а, не пробегал.

Пришлось вставать, брать себя в руки и с дурной головой идти в штабной кабинет.

Артюхов, точнее Игарт, все так же сидел за столом – измученный, бледный, с черными кругами под ввалившимися глазами.

– Ага, вот и ты, – проговорил он.

– Что случилось? – Маузер привалился к стене и ощутил острое желание закурить и выпить чашку горького черного кофе.

Придется прощаться с кофе: табак здесь должен расти, а вот кофе – вряд ли.

– У Артюхова тут ворон, – сказал Игарт обеспокоенно. – Так вот, кажется, у Фрайба тоже есть нечто подобное. Над заводом кружит ястреб. Пришлось сажать ворона. Сейчас ястреб завис над строящейся стеной.

– Ну так замечательно, – Маузер потер руки. – Надо ему показаться, пусть на все сто удостоверится, что мы здесь. Нам же надо будет подыскать доверенных лиц, загримировать их и отправить якобы на переговоры. Про ястреба мы, конечно, не догадываемся. Давай так. Я пойду к своим, уставлюсь на птицу, а ты посмотри вороном, как она себя поведет.

– Идем вместе. Народ собрался с мыслями и хочет побеседовать. А то достали, каждый подходит и спрашивает одно и то же, – Артюхов встал и направился к двери.

На улице уже гудела толпа. Сталкеры и бывшие черные, завидев Артюхова и Маузера, прекратили разброд и шатание, окружили их. Те, что в первых рядах, расселись на корточках, пара человек вообще легли. Маузер отметил, что защитная стена воздвигнута уже в человеческий рост. Еще надо будет спросить, сделал ли Артюхов перепись населения. Сам-то олигарх планирует вернуться в реал, а ему придется с ними работать. Вспомнив про ястреба, он вскинул голову: птица, раскинув крылья, кружила над заводом.

Уперев руки в бока, Артюхов принял позу боярина, совсем не идущую стройному молодому человеку лет двадцати пяти от роду.

– Готовы? – поинтересовался он.

Маузер заприметил сигаретную пачку у курносого в черном комбезе, мысленно поставил галочку – узнать, где они добывают курево.

– Все всё решили, чтобы не было у нас паршивых овец? Кто передумал, можете удалиться, запоминать и карать вас не буду, – он обвел взглядом собравшихся, сцепил руки за спиной. Все остались. – Вот и отлично. Мы знаем друг друга меньше суток, потому потом прошу пройти в штабной номер и отметиться. А сейчас, – он покосился на зависшего ястреба, – надо обсудить правила, которые придется нам всем соблюдать, чтобы мирно сосуществовать.

– И продиктовал ему Господь Бог десять заповедей, – съязвил Маузер.

– Отлично, – улыбнулся Артюхов. – Ты их помнишь? Вот и вынесем на обсуждение.

– Пффф, там актуальных – ровно половина. Первые пять: не сотвори кумира, пусть у тебя будет один Бог, не произноси Его имя напрасно, почитай субботу, отца и мать.

– Это у них нет отцов и матерей, у других-то они будут.

– Нам нужен свод законов, – сказал Маузер. – Уважай своих. Не укради. Не оболги. Не предай. Все! Последнее карается анафемой… – поймав недоуменные взгляды, он пояснил: – Предатель, если его вина доказана, приговаривается к пожизненному заточению в цистерну. Еще бы я ввел пункт: не пообещай невыполнимого.

– Поддерживаю, – крикнул Бармалей. – Хороший пункт, надоели пустобрехи.

Маузер подумал, что стирание – не самое страшное. Гораздо хуже оказаться джинном в цистерне. Абсолютная темнота и многие тысячи лет – никого. Через месяц заключенный сойдет с ума, через пару лет – утратит малейшее сходство с человеком. Самое фантастическое в сказке про джинна – не сам джинн, а его сохранный рассудок.