Денис Бурмистров - Религер. Последний довод

За ней, деловито набивая что-то пальцем в мобильный, следовал мужчина с лицом клерка. Волков видел его несколько раз в Соборе – один из доверенных служек одного из Старших, не то адъютант, не то секретарь.

Последним вышел Иванов, как обычно сутулый, с руками, засунутыми в карманы серого пальто. Вид у него был раздраженный. Очень раздраженный. Егор даже предположил бы, что впервые увидел Николая по-настоящему злым.

И это было странно.

– Феникс! – окликнул Егора Хирург. – Надо работать.

Когда швейцар раскрыл перед ними двери, Волков понял, что пора удивлений еще не прошла – в зале, помимо Захария, присутствовали еще двое Старших.

Все пауки сползлись в одну банку.

Волков никогда не считал себя истово верующим. Даже в Школе, после обретения Дара, когда он полностью отрешился от мирского, с головой нырнул в служение и молитвы. Всегда казалось, что он верит недостаточно горячо. Боялся, что недостаточно искренен, что на фоне святых и Старших недостоин именовать себя настоящим верующим.

Но потом, став религером, он многое понял. И от осознания обретенного опыта ему стало невыносимо горько и тоскливо.

Он помнил имя – Иерон. Храмовые имена даются лишь высшему эшелону духовенства. Иерон находился в сане управляющего одного из крупнейших монастырей мистириан, находящегося в пределах Города. Был отцом для прихожан, наставником для послушников и духовным лидером для приближенных.

А еще он воровал деньги со строительства часовни, сожительствовал с одним из послушников и был слаб до алкоголя.

Об этом Егор узнал позже, а тогда, годовалым религером, очень удивился, когда узнал, что одного из важных мистириан задержала полиция, да еще и за драку в ночном клубе. Обычно светские органы правопорядка не трогали сановников такого уровня, передавая их Доминиону.

Но потом все встало на свои места. Координатор Сухнов позвонил Нечаеву, пожилому религеру, у которого Волков числился в стажерах, велел заехать в отделение полиции, забрать своего. Благо, они как раз находились неподалеку.

Когда невысокий прапорщик с заспанным лицом открыл камеру, перед религерами предстала отвратительная картина – пьяный до свинского состояния Иерон спал в луже собственной блевоты, грязно матерясь сквозь храп. Как объяснил прапорщик, мистирианин попросту не смог ничего объяснить при задержании, лишь бессвязно бормотал и ругался. По найденному при нем паспорту сотрудники «пробили» личность и сразу же сообщили куда следует – Законникам.

Волков помнил, как долго стоял на пороге камеры, ошарашено уставившись на развалившуюся на полу фигуру. В голове метались мысли, а в душе, казалось, что-то лопалось и трещало по швам.

Так он узнал, что настоящими, самим преданными верующими называют себя две категории людей – фанатики и лжецы.

С фанатиками Егор мог мириться. Они, зачастую, несчастные люди, загоняли себя в жесткие рамки следования букве религиозных догматов, но не всегда понимали духовную сущность учений. Они – как прущие напролом танки, не считающие необходимым понимать, что или кто ими движет.

По-другому обстояло дело с лжецами. Обманывали ли они других или сами себя, роли, в общем-то, не играло. Для них вера была игрой, заработком, положением в обществе, попыткой самовыразиться – чем угодно, но не частью самих себя.

Лжецов Егор терпеть не мог. Лжецов, притворяющихся святыми, открыто ненавидел.

И, уж так вышло, что с годами Волков понял одну простую вещь – зачастую именно лжецы составляют верхушку любой религии. Потому как проще всего лгать тем, кто тебе верит. Проще всего оправдываться перед теми, кто прощает.

Проще всего притворяться святым, когда тебя таковым считают.

Пышногрудая девушка с раскрасневшимся лицом и розовым, будто у молодого поросенка, обнаженным телом, с визгом прыгнула в бассейн. Поднявшаяся волна захлестнула ее подруг, вода перелилась через край бассейна, заливая мраморный пол бани. Подруги, отплевываясь, разразились звонким смехом, отпуская беззлобные шутки.

Чуть в стороне, из-за большого дубового стола, за резвящимися молодухами наблюдали двое мужчин, завернутые в простыни, словно римские патриции в тоги. Они вальяжно потягивали из запотевших стаканов пиво, со смачным хрустом чистили вареных раков.

Егор с плохо скрываемой брезгливостью смотрел за происходящим, стараясь просто выполнять свою работу и не поддаваться эмоциям.

Нельзя обманывать верующих! Нельзя! Пусть он и сам уже давно не в праве называть себя мистирианином, но он не предстает перед прихожанами в образе святости и непорочности! Он не учит, как жить и как умирать, не благословляет и не трактует Истины!

Волкова буквально распирало от возмущения, как каждый раз, когда он оказывался в похожей ситуации. Хорошо еще, что его не часто ставили в охрану подобных мероприятий, не вся его работа с верхушкой мистириан проходила подобным образом.

Когда Захарий сытно рыгнул и начал большими глотками пить пиво, Егор отвел взгляд и посмотрел на наручные часы. Время уже перевалило за полночь, а они по-прежнему торчали в «Остроге». И конца этому загулу не наблюдалось.

Религер вытер тыльной стороной ладони лоб, с трудом подавил желание закурить. Ему было жарко в костюме, он не понимал, зачем нужен телохранитель в предбаннике, пусть и величиной с небольшой зал. Баня закрыта на спецобслуживание, и чужие попасть в нее не могут. Хирург опасается, что какая-нибудь проститутка пырнет Захария вилкой?

Сам Кольцов со вторым охранником в соседней комнате – ужинали. Там же рубилась в нарды «личка» еще одного «випа» – депутата, который сейчас грел свои кости в парилке. Они, разумно сочтя, что их подопечному ничто не угрожает, чистой совестью ожидали окончания веселья.

Волков им честно завидовал.

Дверь парилки распахнулась. В клубах белого пара, словно паровоз из депо, в предбанник выбрался похожий на шар мужик с багровой от жара лысеющей макушкой. Он довольно хэкнул, поскреб дряблый живот и, переваливаясь словно утка, зашлепал босыми ногами по мрамору, в сторону стола со Старшими.

Мужичка звали Румынов Петр Сергеевич, и был он удачным приобретением для мистириан, поскольку за определенную плату лоббировал их интересы на политической арене Города. Лоббировал, надо отметить, успешно, за что и был ценен.

Депутат помахал пухлой рукой с пальцами-сосисками веселящимся девицам, тяжело плюхнулся на скамью возле Захария. Накинул на плечи простынку, расслабленно вздыхая.