Денис Бурмистров - Религер. Последний довод

– Правила игры я понял, – бесцеремонно перебил Егор. – Не трать мое время, ордалианин. Лучше развей мои сомнения – вы подпольный клуб копрофилов?

Девушка побагровела и рванулась к религеру, но толстяк успел схватить ее за локоть. Он ухмылялся, мол, давай, шути пока можешь.

Ордалианский священник лишь склонил голову на бок, изучая пленника.

– Для милых дам поясню, – продолжил Егор. – Зачем вам, в ином случае, тратить время на такое дерьмо, как я. Верно? Я вспомнил, за что тебя отлучили, священник. Ты открыто выступал против Искр, называл их детьми искушений. Еще вы ни разу не назвали способности Даром, потому как не считаете их ниспосланными свыше. Я все верно сказал, да?

– Почти, – не стал юлить Андрей. Он жестом указал все еще гневно зыркающей глазами девушке отступить, гордо поднял подбородок. Заговорил, сдержано жестикулируя. – Вы, так называемые Искры, самим своим существованием опошлили понятие веры. Вы и ваши хозяева-богопреступники превратили наши религии в подобие балагана, в цирк, в фарс. Нам больно видеть, как верующие превращаются в алчущих скотов, идущих в храмы как в казино, где за ставку молитвой можно выиграть суперприз. Как их оболванивают феерическими шоу, как трясут из них последние сбережения, словно из золотоносных кур. Вы превратили наши духовные традиции в «фишку», в рекламный трюк.

Андрей опустил голову, заговорил тише. Но голос сделался четче, злее:

– Считается, что именно Искры – настоящие верующие. Что именно за силу веры этим избранным ниспосланы божественные Дары. Но разве те, кто живет по указанным свыше законам, кто блюдет дух и букву своей религии, трепетно передает ее из поколения в поколение, кто живет и дышит благодаря своему Создателю – эти люди, разве, ненастоящие верующие? Разве Бог любит их меньше, чем вас?

Егор почувствовал, что в руках появилась неприятная мелкая дрожь. В груди разрасталась неприятная прохлада, участилось дыхание.

Не врал, еретик, не врал.

– Я знаю друзей-священников из глухих деревень, которые до сих пор проводят службы в бедных часовеньках. Но это не гнетет их, они рады служить Создателю где угодно. Рады помогать страждущим. Рады нести свет и мир. Для этого им не требуется лазеры, поп-звезды и дорогие машины. Только вот отчего-то люди, под влиянием бесов в церковном облачении, считают их ненастоящими священниками. Говорят, что от них Бог отвернулся, раз они такие бедные и наивные.

– Так дело в зависти? – ехидно осведомился Егор и отметил, что онемели губы.

– Дело во лжи, религер. Мы, такие разные, верующие в разных богов, собрались вместе именно из-за тотальной лжи, потому, что не можем больше видеть, как умирает все то, что нам дорого.

Он наклонился, вытер платком холодный пот со лба Волкова. Сказал:

– Знаешь, почему Лев Толстой заставил Анну Каренину умереть именно под колесами поезда? На тот момент не было более страшной и ужасной смерти, чем под колесами стального, грохочущего чудовища, испускающего вонь и пар. В глазах читателя, который в большинстве своем никогда паровоза не видел, именно такая смерть, а не обыденное утопление или повешение, должна была показать всю степень раскаяния Анны. Девушка, самолично отдавшаяся на заклание чудовищу – что может быть сильнее и драматичнее?

Волков промолчал, исподлобья наблюдая за похитителями.

– Вы и есть этот самый паровоз. Инструмент для усиления эффекта, призма, сквозь которую лжесвященники транслируют свои желания. Если убрать вас, детей искушения, то у них не останется ничего, кроме ярких побрякушек, которые смогут привлечь лишь неразумного. Вы словно паразиты, изменяющие все под себя, ничего не создающие и способные лишь жить за чужой счет.

Самое обидно было то, что Егору совсем не хотелось спорить. Даже из чувства противоречия. Он не разделял мнение этих бунтующих борцов «за правду», но он понимал их куда больше, чем тех же Старших.

– Если убрать из романа поезд, Каренина все равно умрет, – сказал он.

– Возможно, – Андрей поправил очки. – Но я надеюсь, что мы сможем переубедить автора.

Дверь распахнулась, в помещение заглянул русоволосый парень, совсем молодой.

– Андрей, мы нашли его! Нужно спешить!

Ордалианин коротко кивнул, жестом отправил девушку на выход. Посмотрел на Егора, постучал ногтем по циферблату своих часов:

– У тебя полчаса, Феникс. Ты уже сегодня использовал способность, поэтому на сей раз яд убьет тебя окончательно. Так что подхлестни свою память, помоги нам и себе.

Он развернулся и быстрым шагом последовал за своими товарищами, вытаскивая из кармана телефон. Хлопнула дверь, лязгнув железой окантовкой о косяк.

Оставшийся похититель, Володя, демонстративно неторопливой походкой подошел к стенке, снял кепку и повесил ее на торчащий крючок.

– Ты вспоминай, Феникс, – протянул он, – Вспоминай. Как вспомнишь – мне скажи, я все запишу. А я пока продолжу начатое.

Он пригладил редкие волосы, забормотал что-то себе под нос.

Волков пока чувствовал себя вполне сносно, если не обращать внимание на легкий озноб и онемения лица и ног. Но нужно было что-то предпринимать, времени становилось все меньше и меньше.

Володя вытащил из внутреннего кармана куртки небольшой продолговатый сверток коричневой кожи, развернул. Что-то звякнуло, блеснуло в свете фонарей.

За спиной Егора отчаянно засопел привязанный сварт, задергался в нахлынувшем приступе истерики. Хватило сопоставить сверток и эту реакцию, чтобы понять, что за дело имел в виду Володя.

– Ты пытаешь его? – спросил Егор.

– Да, немного, – кивнул Володя, улыбнувшись. – У нас к каждому свои подходы, Феникс. Я заставляю его лечить себя, снова и снова, пока его не станет тошнить от собственного Дара.

В руках тифонита возник тонкий ланцет, изящный, обоюдоострый. Он выбрал его из ряда металлических крючков, игл и скальпелей, хранящихся в свертке. Подошел к сварту, который, при виде приближающегося мучителя, застонал протяжно, обреченно.

Володя улыбнулся язычнику и без прелюдий провел лезвием по руке жертвы.

Сварт засопел, крепясь, но он был на грани, это ощущалось. Волков ощутил толчок Дара. Тело Ниволя на миг засветилось зеленым, как фосфорная игрушка в темноте, рана затянулась.

– Я каждый раз делаю раны разной глубины, – прокомментировал свои действия улыбающийся Володя, неторопливо водя ланцетом у тела язычника, будто выбирая куда нанести следующий удар. – Я могу сделать один укол, а могу кромсать его плоть долгие часы. Но он не знает мой план. Он не знает, когда я остановлюсь…

Похититель вонзил блестящее лезвие в живот заходящемуся криком пленнику, ковыряясь и прокручивая ланцет.

– Он не знает какая рана будет следующая и хватит ли у него сил залечить и ее сразу. Ведь, в противном случае, придется мучиться от боли долгие часы, пока способности вернутся, – как ни в чем не бывало, закончил лекцию тифонит.