Денис Бурмистров - Религер. Последний довод

– Дык туды и несу, – старушка указала пальцем в сторону школы. – Я уборщицей работаю.

– А чего так нагрузили?

– Так это ж, денег начальница дала, говорит: «Вот тебе, Митревна, на химию и на тряпки. Купи что нужно». А я говорю: «Как так тряпки покупать! Я свои принесу! Нечего делать еще, как на тряпки деньги тратить!».

– Угу, – с участием кивнул Егор, боковым зрением наблюдая за охранником.

– Дык я бы деньги могла себе взять, а тряпок вон, из дому принести. Но я воспитана не так, не могу чужое в карман класть. Вот, накупила на все. И чек есть. Тут и все, и порошок, и губки, и тряпки эти новые, модные. Только тяжело, устала. Поможешь донести? А и позвать то больше некого, все по делам спешат.

Волков заметил, что охранник смотрит в их сторону, хмурится. Этого еще не хватало!

– Конечно помогу! – он подхватил действительно увесистые сумки, подставил старушке локоть, за который она ухватилась. – Ох, как вы такие тяжести то таскаете!

– Я привычная, – заулыбалась старушка. – Кстати, у тебя жана то где? Я почти всех так-то знаю. Работает или на курсы пришла?

– На курсы, – улыбнулся в ответ Волков. – Вон, вроде бы их окна горят.

Он неопределенно мотнул в сторону школы.

– А, это эти, – старушка сморщилась, словно от зубной боли, вспоминая слово. – Которые косметику распространяют?

Волков закивал. Калитка приближалась, охранник смотрел пристально и, кажется, не мигая.

– Только вот меня охранник не пустит, – доверительно прошептал Егор. – У меня пропуска нет, а жена еще злится, видеть не хочет.

– Не боись, – успокоила его старушка и выпятила грудь. – Прорвемся. Что я, не понимаю – дело молодое, ссоритесь-миритесь. Тут промедлять нельзя, а то вся жизнь в обидах пролетит.

– Это точно, – поддакнул Егор.

Когда до решетчатой двери с массивной пластиной магнитного замка остались считанные шаги, охранник решительно поднялся со своего места и, отодвинув в сторону стеклянную форточку, спросил:

– Митривна, ты чего это тащишь?

– Чего надо тащу, – независимо ответила старушка. – Химию, порошки, мыло жидкое. По Валентины Ивановны заказу.

– Помочь?

– Да сиди уже, тебе ж уходить из твоей конуры нельзя. Я вон, племянничка попросила поднести.

Волков дружелюбно оскалился и кивнул охраннику. Тот смерил его взглядом, с подозрением спросил:

– А чего это твой племянник битый час тут ошивается? Я его давно заприметил.

– Так меня ждал! – резонно ответила старушка. – И вообще, Палыч, хватит тут в шпионов играть. Открывай ворота, у меня работа стоит.

– Проходите, – охранник ткнул пальцем в кнопку возле телефона. – Только не забудь сегодня ключи от раздевалки сдать. А то в прошлый раз ругались.

– Ладно, ладно, – отмахнулась старушка.

Егор еще раз улыбнулся Палычу, галантно пропустил вперед себя бабушку и протиснулся с сумками следом. Они пересекли небольшой двор, завернули за угол.

– Я с черного хода хожу, чтобы не топтать в холле, – пояснила старушка. – Я там покажу, как в коридор пройти.

«Возможно, вечер не так безнадежен», – мелькнуло у религера.

Несколько шагов – и они, минуя металлическую дверь, вошли в полумрак подсобного помещения.

– Вот, нам сюда, – пенсионерка толкнула неприметную дверь, за которой оказалась небольшая комната с метелками, ведрами и носилками. Пахнуло хлоркой и сырыми ветками.

– Ты ставь да иди, дальше я уж сама, – она хитро подмигнула. – Мирись, негоже такому хорошему мужику пропадать. Спасибо, что помог.

– Да не за что, бабуля, – улыбаясь, ответил Егор. – Как мне в коридор-то попасть.

– Так вона, прямо пройдешь, там двери двойные. Через них и попадешь в коридор. А там увидишь – вывеска большая, с цветочками. Туда тебе.

– Ага, ясненько, – Волков закивал, еще раз улыбнулся старушке. – Ну, до свидания.

– До свидания, – откликнулась пенсионерка, наклоняясь к сумкам. – Не заблудись.

Религер прошел темный участок короткого предбанника, мимо стендов с чьими-то пожелтевшими фотографиями, мимо рулоном сложенных стенгазет, мимо поломанных школьных стульев, поставленных друг на друга у стены. Потянул за небрежно покрашенную металлическую ручку старенькую деревянную дверь с пружиной, сощурился от ударившего в глаза света.

Он очутился в длинном коридоре, освещенном длинными колбами ламп дневного света. Они чуть заметно гудели и трещали под потолком, упакованные в пластмассовые плафоны.

По разные стороны коридора располагались двери кабинетов, украшенные поясняющими табличками и расписаниями. В воздухе витала негромкая какофония из множества звуков – медитативная музыка, неумелое бряцанье на пианино, густой женский голос, объясняющий что-то, детский смех. Но в самом коридоре людей практически не было – на расставленных тут и там креслах с откидными сиденьями сидело всего трое. Из них – две женщины, которые о чем-то негромко разговаривали, склонив друг к другу головы, а также рыхлого телосложения мужчина с потертой книжкой в руках. Когда Егор вошел в коридор, мужчина бросил на него безразличный взгляд поверх очков. Бросил – и тут же вновь уткнулся в чтиво. Женщины даже не повернулись.

Волков подобрался и пошел вперед, туда, где коридор делает поворот. Там должны быть холл, выход на улицу и лестница на второй этаж. Как раз наверх ему и нужно.

Ботинки простучали по квадратной металлической панели, закрывающей доступ к проходящим под полом коммуникациям. Мимо проплыл неработающий фонтанчик для питья. Латунный сосок свинчен, в неглубокой чаше скопилась пыль мелкий мусор. Над ним, видимо, оставшись с былых времен, потускневшее изображение улыбающегося солнца, под которым мальчики в широких шортах и девочки с огромными бантами водят хоровод. Крайний слева мальчик заклеен скучным листом формата А4 с надписью черным фломастером: «Родители! Не позволяйте детям бегать на второй этаж, это мешает работе религиозной организации!»

И подпись:

«Администрация»

Свернув за угол, Волков вышел в небольшой прямоугольный зал с несколькими люстрами по углам. Здесь, за деревянной перегородкой, располагалась раздевалка с длинными рядами увенчанных крюками трубчатых конструкций. За перегородкой, в полумраке, на табурете сидела объемная вахтерша, строго посматривая на проходящих мимо. Она на секунду поднимала голову, отрываясь от чтения журнала, и тут же снова утыкалась в яркие страницы, не заметив ничего достойного внимания. Вот и сейчас, ее усталые глаза мазнули выступившую из-за угла фигуру религера, смерили с головы до ног оценивающим взглядом и вернулись к историям об актерах и политиках.

Кроме нее, в холле также находилась стройная женщина в синем платье. Она увлеченно разговаривала по телефону, рассматривая себя в большое зеркало у двери со светящейся надписью «Выход». До Егора ей дела не было.