Константин Колчигин - Земля Ольховского. Возвращение. Книга третья

— Я приучила его даже к помидорам! — поделилась Наташа, положив на настил из плах ещё один ломтик дыни. — Но больше всего ему нравится морковка и репа, а вот огурцы есть совсем не хочет!

— Надеюсь, вы не сделали из него вегетарианца! — покачав головой, проговорил я, вновь берясь за работу. — Если ему ещё и каши придутся по вкусу, то я буду вынужден искать нового сторожа!

Наташа привычно-удобно устроилась на моей лежанке с ногами и принялась рассказывать о том, что интересное и необычное произошло в лагере за весь период моего отсутствия. Время от времени поглядывая на собеседницу, когда нужно, улыбаясь и вставляя дежурные фразы, я никак не мог окончательно решить, как мне следует поступить по возвращении из этой экспедиции — как бы там ни было, но я был уверен, что ни о каких дальнейших отношениях с этой очаровательной девчонкой не могло быть и речи…

— Мне кажется, что я чуточку поправилась! — сообщила мне девушка. — Вы учли это обстоятельство?

— Да, я внёс некоторые поправки, — отозвался я, занятый своими невесёлыми мыслями. — И немного разнообразил дизайн…

— У вас так здорово получается, Николай Александрович! — покачала головой моя собеседница, рассматривая готовые вещи на краю столика. — Ещё лучше, чем в прошлый раз! Наверное, я не откажусь от ваших изделий и в цивилизованном мире.

С кормы меня окликнул Пётр, дежуривший у румпеля мотора — шёл первый час «ночи», и мы приблизились к северному берегу. Я вышел с биноклем на корму в сопровождении Наташи и Адмирала. В сотне метров по правому борту тянулась низкая неширокая полоса пляжа, за которой поднимались густые ярко-зелёные заросли местных джунглей. Возможно, что мы где-то здесь проплывали с моей помощницей во время нашей первой экскурсии, когда из-за померкнувшего Агни наступила почти полная темнота, а устье реки Ледниковой, без сомнения, находилось немного западнее. Распорядившись приблизиться к берегу ещё примерно метров на пятьдесят-шестьдесят и дальше следовать вдоль него, я вернулся в свою «каюту» и снова сел за столик, чтобы продолжить ставшее уже привычным занятие. Наташа опять забралась с ногами на мою лежанку, а Адмирал разлёгся на полу, вынудив меня даже передвинуть скамейку. Некоторое время мы молчали: я был занят, заканчивая последнее изделие особенно оригинального фасона — собственного дизайна, а моя помощница внимательно следила за мной, думая, наверное, ещё и о чём-то своём.

— Давайте, я вас удочерю, Наташа! — несколько рассеянно проговорил я, прострачивая последний двойной потайной шов. — Пожалуй, это будет самое разумное решение в сложившейся ситуации…

— Я, конечно, не отказалась бы от такого умного, красивого и моложавого отца… — очень серьёзно ответила моя помощница, приподнимаясь и садясь на лежанке. — Но теперь это совершенно невозможно!

— Может быть, тогда ваше отношение ко мне станет иным… — в раздумье проговорил я, откладывая последнее изделие. — Осталось лишь разместить резинки — отмерять их нужно по месту… Справитесь?

— Конечно… — отозвалась Наташа, глянув в окно-бойницу: на носу послышались голоса, и кто-то направился по бортовому проходу к корме. — Не в первый раз…

Повинуясь внезапно охватившему меня чувству тревоги, я быстро наклонился вперёд и оттолкнул девчонку от окна… В ту же секунду сквозь эту узкую бойницу, разорвав противомоскитную сетку с гулом, на излёте влетела тяжёлая арбалетная стрела и с характерным треском впилась в дощатую перегородку… Я вскочил на ноги и сорвал со стены крупнокалиберное ружьё вместе с наполненным патронташем.

— Оставайтесь здесь! — тоном приказа быстро сказал я, на мгновение задержавшись на пороге. — И ни в коем случае не поднимайте голову!

Ошеломлённая девчонка, которую я буквально опрокинул на лежанку, лишь испуганно кивнула мне в ответ. Шагнув за порог, я прикрикнул на Адмирала, который тоже вскочил и хотел последовать за мной. С кормы меня позвал мой заместитель.

— Ложись, Иван Ильич! — громко сказал я и тут же крикнул, чтобы слышали все. — Никому не высовываться!

По моей команде Огнев и Пётр, дежуривший у мотора, ползком пробрались в кормовой коридор, а я, осторожно выглянув наружу, ногой толкнул румпель мотора, подправив курс «Дредноута». Со стороны моря и чуть западнее, метрах семидесяти-восьмидесяти от нас, я успел разглядеть несколько больших лодок, полных воружённых короткими копьями и арбалетами людей, направляющихся к нам со скоростью, вдвое превышавшей нашу…

— Принести ещё пару ружей? — с беспокойством спросил мой заместитель. — Василий и Пётр неплохо стреляют…

— Пустяки! — отозвался я, вновь быстро выглядывая из-за угла (в брёвна сруба тотчас вонзилось две стрелы). — Справлюсь сам, а наши морпехи, к сожалению, никогда не принимали участия в боевых действиях…

Мне пришлось подождать ещё немного — ствол моего ружья имел слабый получок (чок — сужение канала ствола в дульной части охотничьего ружья — прим. авт.), позволяющий без ограничений использовать все номера дроби и картечи, а также пули почти всех видов, однако это обстоятельство не добавляло ему кучности при стрельбе на предельных дистанциях, что особенно было важно теперь, когда требовалось сделать несколько хороших пробоин в корпусах лодок. Я дал первой лодке приблизиться метров на двадцать — больше выжидать было уже рискованно, а затем на мгновение выглянул из-за косяка кормовой двери и выстрелил навскидку прямо в носовую часть этой посудины, чуть выше уровня воды… Почти сразу раздались истошные вопли — с такой дистанции крупная картечь (четыре нуля) наверняка пробила лёгкий деревянный корпус навылет и кому-то, без сомнения, досталось и по ногам… Быстро передёрнув скользящее цевьё, я повторил выстрел лишь через несколько секунд, успев заметить, что картечь буквально в щепы разворотила носовую часть лодки, и хорошо нагруженное судёнышко сразу стало носом уходить под воду… Едва я убрал голову, как в дверной косяк тут же ударило несколько стрел… В ответ, воспользовавшись тем, что мои противники стали перезаряжать арбалеты (ни один из них не был теперь направлен в мою сторону), я выпустил остаток подствольного магазина, всё так же целясь в корпуса лодок на уровне ватерлинии. Прикрыв дверную заслонку — теперь, когда все преследовавшие нас лодки (всего их было пять и три из них тонули) остановились и сгрудились вместе (видимо, находившиеся в них воины пытались предотвратить окончательное затопление повреждённых судёнышек), оказавшись у нас за кормой — я, продолжая наблюдать за противником, без лишней спешки, по одному патрону снарядил трубчатый магазин своего помпового ружья.

— Думаете, Николай Александрович, теперь они оставят нас в покое? — спросил Огнев, также внимательно следя за отставшими лодками в узкую щель между притвором и дверным косяком.