Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд

Да и поезд этот неторопливый, тесный, а нынче еще и опасный – из-за внимания к нему людей Слима поезд этот, честно говоря, заманал сильно. Ну не любил Пастух по земле долго ездить, а нравилось ему летать над ней быстро. Как сейчас. И Марине – радость, и ему – успокоение. Хорошо он это придумал. А и верно говорится: сам себя не похвалишь, ходишь как обосранный.

И целый час летали. Как и планировалось.

Марина за этот час слова не произнесла, смотрела в иллюминатор, не отрываясь, как зачарованная, а когда принялись садиться на аэродром в Жуковском, когда все же потряхивать стало, ухватилась за ручки сиденья, чуть ли нос к стеклу не приклеила, а земля была – вот она, совсем рядышком, большая, покачивающаяся, неровная. Но это не пугало. А когда появился аэродром, так и Пастуху интересно стало смотреть. Бортов на бетоне стояло немало, а уж выбор был – глаза разбежались. Да и титул-то, помнил Пастух, у этого порта был соответствующим: аэродром экспериментальной авиации…

Сели славно.

Вертолет встал и без того недалеко от здания вокзала, так еще и мужик подъехал на микроавтобусе, его пилот вызвал. А такси перед вокзалом и впрямь было много. Сели и поехали.

Марина сказала:

– Спасибо вам, очень большое спасибо… А теперь мы куда?

– На вокзал вообще-то, – объяснил Пастух. – Путешествие закончено. Встретим поезд, друзей по путешествию… ну, полагаю, номерами телефонов вы со всеми уже обменялись… Вашу поклажу заберем, ее Стрелок караулит. А враги… Да Бог бы с ними… – сказал так и осекся.

Бога никакого с ними, конечно, нет, а вот дьявол…

Дьявол – да, все еще мог иметь незаконное место, и списывать его со счетов рановато было. Слим жив и здоров, а также и памятлив, и найти ему концы к Пастуху, а уж тем более к Марине – ну не ребус. Бессмысленно гадать: жив ли он остался, помер ли в страшных судорогах? Старое правило: если ты не видел собственными глазами труп своего врага, считай оного врага живым. А Пастух всю эту словесную шелупонь мог бы малость скорректировать: если ты лично не сжег труп своего врага, считай оного живым. И это по жизни правильно.

– Сейчас заскочим на вокзал, встретим наш поезд, он как раз минут через тридцать – сорок к перрону причалит, заберем чемодан, еще раз со всеми попрощаемся и – домой…

– Еще раз всех увидим? – заулыбалась, заулыбалась. – Я им расскажу, как мы опять летали.

– Они же спешить станут, – пояснил Пастух, – после такой-то дороги… Вы всех к себе в гости пригласили. Причем на завтра. Полагаю, все и согласились?.. Там и расскажете…

Так все и получилось. Хотя прощались по второму разу куда как споро. Народ по домам торопился, многих встречали родные и знакомые, путешествие завершилось, на сопли и вопли – ни времени, ни желания. Обычная российская дорожная история: милые недлинные – по железнодорожному расписанию – добрые отношения в пути и – его финал. Точка. Да уж и некогда в самом деле сопли развешивать. Домой, труба зовет!..

Марину, как оказалось, встречали. В начале перрона перед вокзальным зданием стояла группа – ну аж пять человек, – трое мужчин, две женщины, мужики держали огромные и неудобные букеты цветов, а одна из тетенек подбежала к Марине, поздоровалась по-русски и еще по-японски, в две своих ладошки руку Марины взяла, сказала:

– Я – ваш переводчик с японского.

Господи, что за бред она несет, машинально подумал Пастух, а Марина засмеялась и сказала:

– Спасибо вам, конечно, я японский худо-бедно знаю, но предпочитаю по-русски.

И тут всех встречающих как прорвало, все бросились к Марине, окружили, что-то наперебой говорили – тоже по-русски и преотлично, а кто-то отобрал ее чемодан у Стрелка, и пошли к вокзалу…

Марина обернулась, крикнула:

– Пастух, я жду вас у себя завтра, не обманите только…

Что было, то было, машинально подумал Пастух, вспомнив песню: закат заалел… сама полюбила, никто не велел… А и то верно! Приехали, проехали, переехали, выехали. Пора думать о насущном. Его наверняка, как всегда, много. «А Марину он не обманет. Придет в гости».

Со Стрелком попрощался, обнялись, обещали, как водится, созвониться, встретиться, не забывать друга-друга. Пустое… Хотя на вечеринке у Марины наверняка увидятся.

И тут Пастух заметил, что к нему целенаправленно движется милиционер в звании аж лейтенанта. Стоило притормозить, да и не бежать же.

– Здравствуйте, – сказал лейтенант, отдавая параллельно честь, которую всегда имел. – Вы, наверно, Пастух? Мне на вас показали…

– Ну, так, – кратко ответил Пастух, – а что случилось-то?

– Письмо вам женщина передала, красивая и молодая… – протянул нарядный, с золотом, конверт, плотно заклеенный.

– От кого? – спросил Пастух, принимая конверт. – Какая женщина?

– Она не представилась. Но очень просила. Говорила: вы очень ждете письма…

А и что милицейскому лейтенанту письмо не передать от некой дамы? Тем более за деньги. Дала лейтенанту полтинник, а то и по доброте своей и целый стольник – это за десяток-то всего шагов по асфальту. Деньги для кого-то смешные, а дело позарез надо сделать. Знакомых, склонных к графомании, у Пастуха не водилось. У него вообще в Столице знакомых толком и нет, разве что Наставник. И коли уж сортировать догадки – откуда письмо? – то отгадка сама банально и с хрустом вылезает на свет Божий: это сделал кто-то, кому зачем-то и очень нужен Пастух. А кому он так нужен?..

Вообще-то теперь пока никому. Вроде бы как…

И все же точку на этом поставим, решил Пастух. Что впереди, то само придвинется. А Марине, если захочется, он позвонит. Или она ему. Да, кстати, он же тоже приглашен на общую – повагонную! – вечерину у нее дома.

А и что такого? Придет он на вечерину, придет непременно…

Отошел малость от дома, вскрыл конверт, вытащил открыточку, туда уложенную. Красивую. С цветком белого нарцисса на обороте. Цветок этот, где-то читал Пастух, является символом смерти. Может, вранье, а может, и нет. Пастух в приметы не верил и другим не советовал. Ан отметил факт. А кто открыточку придумал передать, так того и угадывать незачем. Слим! Который жив, здоров, здесь и, не исключено, сейчас, и уж конечно – завтра, послезавтра, потом, со временем. Точней – во времени. В этом. В нынешнем… Бессмертный он! Как Кощей. С яйцом, в котором – его смерть.

А на открыточке – надпись шариковой ручкой: «Не пропадай, позвоню…»

Значит, нужен ему опять Пастух. До смерти нужен. Буквально. Вон даже телефонный номер Пастуха знает, а его, номера, ни в каких справочных нет. Что ж, будем ждать…

Глава семнадцатая

Марину поселили или – если употребить казенный язык – дали ей квартиру в хорошем и даже престижном столичном доме – в высотке на Кудринской площади и аж на восемнадцатом этаже. Дом старый, сталинской постройки, но красивый, надежный, сделанный, как говорится, на века. Да и сейчас ему седьмой уже десяток набежал. Квартира пока казенная – от Академии наук, но скорая перспектива перевести ее в собственность – не задаром, конечно, но деньги у Марины есть, есть, – большими академическими начальниками означена веско. Вольно поверить и не унывать. Но Пастух унывающую Марину себе и не представлял.