Александр Маркьянов - Законы войны

А что если это не деобандист? Если это никакой не талиб? Если это русский долгое время отслуживший здесь, знающий язык, раздобывший изъятый флаг с шахадой и решивший подзаработать? Что если это решивший подзаработать и знающий оперативную обстановку афганский полицейский?

Если мы предположим, что это русский — то картина открывается совершенно грандиозная, Группа нечестных, решивших предать людей — начала вымогать деньги у купцов под видом талибов и деобандистов. Денег у нее становилось все больше и больше, денег неучтенных. Все они могли работать советниками и втянуть в это подсоветных, возможно целыми подразделениями: денег хватит, чтоб платить вторую зарплату. Постепенно, подбирая людей, подкупая их, избавляясь от неугодных, подкупая вождей племен — они могли и должны были стать некоронованными королями Афганистана. Тайной властью здесь.

Если это так — то война, которая здесь идет — никогда не закончится. Потому что война — это огромные деньги, которые они получают, двадцать процентов с каждого второго купца — это миллионы и миллионы. Им просто невыгодно заканчивать эту войну. Поэтому — они могут вступить в контакт с местными талибами и организовать контролируемый террор. Ровно столько, чтобы посеять и поддерживать в головах страх, не больше и не меньше. Террор, выверенный с аптекарской точностью, ровно в той дозе, чтобы про него помнили, чтобы мы думали, что скоро победим, и все будет тихо и спокойно.

Бизнес — террор.

У них должны скопиться немалые капиталы, просто огромные. Я подсчитал — оборот рынков составляет примерно три — четыре миллиарда золотых рублей в месяц, прибыли — сейчас возьмем процентов десять, все-таки товара поболее стало. Отнимите двадцать процентов и прикиньте, сколько лет они получали эти деньги, месяц за месяцем. Это не англичане финансируют их — они могут сами финансировать англичан.

Становится понятно, почему мы не можем ничего сделать с террором, с его финансированием — а как мы можем сделать, если терроризмом занимаются те, кто должен с ним бороться? Становится понятно, как раз за разом раскрываются наши оперативные мероприятия — как им не раскрыться, если разрабатывают их те, против кого они направлены. Становится понятно, как проник на свою должность и оставался там полковник Ага — да просто. Он был нужен кому-то именно такой. Командир афганского отряда смети, связанный с настоящими деобандистами и талибами, чтобы прим необходимости привлекать к делу и их.

Становится понятно, откуда у боевиков взялся Шмель. Откуда произошла утечка об операции по обмену, которая едва не привела к их гибели. Кто и как раскрыл Аскера, воспользовавшись данными об активности его документа прикрытия — один из тех, кто сидит в Оперативной группе Генштаба и все это покрывает.

Становится ясно и жутко, как работает эта система. Мы ищем покусителя с пистолетом в кармане — но рядом с нами люди в форме и с автоматами — и мы не видим в этом ничего плохого, это же наши товарищи. А товарищи ли? Откуда они узнают о том, каково состояние того или иного купца и сколько он может платить — известно, откуда, из Бюро Статистики, из Министерства Финансов — из официальных государственных источников. Как они могут охранять тех, кто заплатил — известно как, кто же лучше может охранять, чем тот, кто и должен это делать? А если какой-то купец желает избавиться от конкурента — заплати побольше, и твоего врага бросят в тюрьму по обвинению в пособничестве терроризму.

Становится, наконец, понятно, почему наши действия отличаются сравнительной эффективностью по сравнению с действиями других организаций. У нас просто нет предателей изнутри.

Или… есть?

А безжалостная спираль мысли раскручивалась дальше, дальше…

Сколько офицеров через это прошли и где они служат теперь — это же готовое топливо для государственного переворота? Сколько из них может служить в гвардейских полках — это же смертельная опасность для Августейшей фамилии — не один, не два подонка в Гвардии, а целый кагал предателей?

Какое отношение эта тайная власть могла иметь к убийству Его Императорского Величества Николая Третьего Романова? Как — через порядки охраны просочилась смертница? Почему ничего не дало полицейское расследование? Может быть — это одна из тех смертниц, которые подрываются здесь, в Кабуле. А почему бы и нет? Просто Николай что-то увидел, услышал, понял, что в Гвардии что-то неладно. Они решили нанести первый удар. Или просто решили вступить в смертельную схватку за власть?

Что они могут предпринять сейчас? Сколько вообще их и куда они успели проникнуть? Какой информацией обладают?

— Ну?

— Мрази… — с убежденностью сказал Араб — какие мрази…

— Еще какие.

— Что делать будем?

Я достал из коробки пакетик с карточками

— Заряжай телефоны. Давай.

Следующий час мы провели в напряженной работе. Мы доставали мобильные телефоны, вставляли в них СИМ-карты и ставили на зарядку. Номера с коробок — переписывали к себе в блокноты, которых было три: у меня, у Араба и общий — а саму коробку уничтожали. Вся эта работа — требовала внимания и усердия — но мы это сделали.

Через час — перед нами лежало около тридцати телефонов. Араб вопросительно смотрел на меня и ждал, пока я скажу, что делать дальше.

— Какова их ахиллесова пята? — спросил я, и тут же сам ответил — связь. Им нельзя без связи. Они пишут флешки. Ты видел камеры на флешках?

— Да нет.

— Правильно. Они пишут свои требования об ассигновании денег на джихад на мобильники. А где они их берут?

— Изъятыши? — догадался Араб

— Так точно. Изъятыши. Телефоны, которые изъяли в участках. Возможно, они и покупают, но я сильно в этом сомневаюсь. Чтобы покупать — надо тратить хоть какие-то деньги, плюс — вступать в контакт с кем-то на рынках, а это значит — подвергать себя риску. Ты думаешь — те же талибы и деобандисты не знают, что здесь творится? Да знают, конечно, и в ярости из-за этого. Но сделать ничего не могут. Слишком разные весовые категории, а если они пожалуются — кто же им поверит? Но если они узнают от своих людей, что такой то — то и дело покупает телефоны на подложные документы — сложить два и два они вполне способны. И что они сделают?

— Подкараулят и растерзают.

— Точно. А вот с изъятышами — куда проще. Постоянный поток телефонов, куплены на самые разные документы. Проследить путь после изъятия не удастся, потом, по акту уничтожили — и концы в воду. А то, что с него сделали еще один звонок, или записали флешку… так это еще пойми, до изъятия это сделали или после. Нигде и ничего не докажешь. Шито — крыто.

Изъятие телефонов — идея моего предшественника на посту Генерал-губернатора (Наместника в Афганистане тогда не было). Бандиты и террористы придумали не затратный и крайне эффективный способ пропаганды и радикализации общества. Они начали делать короткие ролики, с записями подрывов, казней, шахидских атак, приговоров Исламской Шуры — и запускать это в обращение. В короткий срок — эти ролики оказались в телефонах афганской молодежи, большей ее части — молодежь, как и везде радикальна и нонконформистична. Тогда мой предшественник издал распоряжение, согласно которому ношение, просмотр и распространение таких роликов карается конфискацией мобильного телефона. И теперь, как только кого-то приводили в участок — первым делом смотрели, что у него на мобильном. Интересно — когда вводилось это правило, знали, чем это обернется? Наверное, все же нет…