Уильям Сандерс - Очаги сопротивления

— В гробу вижу твой бронетранспортер, ставлю вместо него ящик любимого лосьона Генерального прокурора.

— В гробу вижу вас обоих, даю продталон первого класса, без вранья!

— Опять же блефуешь, падлы кусок!

— Тут видишь, — сказал Джо Джек Ховику, — эта хибара стоит уже давно. Может, здесь даже была индейская резервация, есть природный источник. Есть еще пара старых шахт на холме, кое-какие старые постройки. Хотя эта будет поновее: какая-то охотничья бригада построила ее в сороковых — единственное, что мы выяснили — а затем, в шестидесятые, это место как-то ухитрились купить хиппи, одна из пустынных коммун. Они, наверно, разорились, или их поперли, или что еще, потому что последними владельцами здесь были в восьмидесятые эти, стукнутые борцы за выживание. Готовились, понимаешь, к концу света — оружие копили, все такое. Тут есть место, где у них было стрельбище, все еще латунь лежит целыми кучами.

— Кто-нибудь киньте еще полено в печь, — подал голос один из сидящих.

— Ты знаешь, — продолжил Джо Джек, — те чеканутые здорово потрудились, чтобы все замаскировать. С воздуха эту хибару, можно сказать, не видно, а если и видно, то напоминает брошенную развалину. Хотя сюда никто особо не летает, да эти места и без того как вшами покрыты брошенными городишками и шахтами. Надо просто осторожнее быть ночью с огнем, а днем с шараханием, вот и все. Есть у нас пара лошадей, держим в лесу; старый пикапчик пользуем, когда удается добыть бензину, у него привод на четыре колеса, и разные там мотоциклы, в основном пустяковые, тебе неинтересно. А то бы и посмотрел, проверил — пару из них надо б починить, а мы все в моторах ни хрена не петрим.

— Сильно вас тут теребят?

— Да нет, в общем-то. Слишком далеко от города, так что им до нас и дела нет. — В глазах засквозило беспокойство. — Вот только к югу отсюда есть в пустыне место, куда никто не может попасть, а то и возвратиться рассказать, почему, что даже страшнее, если вдуматься. Но пока это только один тот район; у нас не получается наведаться высмотреть, в чем там дело, но и к нам оттуда никто не суется. Для серьезной вылазки у нас нет ни людей, ни дисциплины.

Чернокожий сдавал.

— Я пас, Сонни, — сказал Джо Джек, не поворачивая головы. — Понимаешь, Ховик, здесь лишь временный приют для беглых. Здесь единственно чем заниматься, это чуть шевелиться по хозяйству, стоять в карауле, всякая такая маета. Делом не занимаемся, разве что урываем от случая к случаю что-нибудь в запас, и то больше лишь для того, чтобы держаться. На то пошло, — сказал он, понизив голос, — я пока не видел, чтобы Сопротивление занималось хоть где-то чем-то толковым, хотя это не моего ума дело. Если Сопротивление возьмет верх, это будет все та же кучка белых, которые нам, мужикам, спуску не будут давать.

— Открываю Национальный Долг.

— Настоящий или официальный?

— У нас здесь кого только нет, — продолжал Джо Джек. — Я и еще несколько индейцев, Сонни со своими несколькими братанами, пара закоренелых маоистов; черт, на той неделе заполучили даже одного свидетеля Иеговы. Временами проплывают те, кто уклоняется от армейской службы, дезертиры по одному или по двое; из женщин в основном те, кто попал в черный список из-за того, что где-нибудь их старик набедокурил. Сейчас нас где-то за тридцать, плюс ты и та крошка, что ты привел, и думается мне, это уже и так под завязку.

Ховик кивнул.

— Слушай, Джо Джек, ты знаешь что-нибудь про Лагерь 351?

— Только те же истории, что и все знают, — ответил Джо Джек с несколько растерянным выражением. — Я даже слышал, люди говорили, что такого на самом деле нет, но это, конечно же, херня, ведь заключенных куда-то отправляют. А что?

— Да так, знаешь, просто пытаюсь прикинуть, от чего я вовремя ушел.

На уме у него было кое-что еще, только не хотелось говорить о том Джо Джеку.

— Парни, кончайте со своим классовым братством, — подал голос Сонни, — играть давайте.

Ховик размышлял, как же там сейчас Дэвид Грин. Жалко растяпу; наверно ведь сопротивлялся изо всех сил, хотя и без привычки к такого рода вещам. А эта Джудит? Черт побери, великолепная женщина у них, и как ждет все это время — тут и гадать нечего, козел этот Костелло: все время так и норовит запустить ей лапу под юбку, а она не дает, потому он и лютует, — хотя непонятно, когда выйдет Грин, если это вообще ему удастся. Не то что некоторые — знаем мы таких — которые только успевают ноги раздвигать, пока старик ее мается в ожидании суда. Почему, черт возьми, спросил у себя Ховик, именно таким выпадает по жизни сплошное дерьмо, а всякие потсы, вроде Паучины, гуляют на воле? Ховик прикинул возможность вырваться как-нибудь ночью в Сан-Франциско и кончить Паучину.

— Ставлю дюжину кассет натура-альной порну-ухи, колумбийской, — протянул малыш-мексиканец.

— Куда тут у вас мужики ходят? — спросил Ховик.

Несколько пальцев дружно ткнуло в нужном направлении.

— Через заднюю дверь, и осторожно со светом. Тропка направо от большого валуна.

Снаружи набирал силу ветер.

Дэвида Грина допрашивали в специальной комнате при районном отделе Управления в Сан-Франциско. Никакой камеры пыток или скрытого подвала; просто чистая, хорошо освещенная комната со стенами из белой плитки плюс кое-какие приспособления. Внешне в ней просматривалось сходство со смотровым кабинетом врача.

Его не били, не терзали. Боль чувствовалась единственно тогда, когда вводили иглу шприца. На него даже не кричали. Напротив, голоса у допрашивающих были неизменно тихие, теплые, дружеские, полные понимания и сочувствия.

Времени на все ушло немного. Обычно чуть дольше, потому что надо задействовать определенные детали: лучи стробоскопа, например, и повторяющийся электрозуммер, который необходимо настроить на точную частоту, чтобы он как можно четче воздействовал на нервную систему личности; должны также варьироваться определенные дозы наркотика. Однако Дэвид Грин подвергался этой процедуре уже второй раз, поэтому вся информация была уже записана, надо было только справиться в ФЕДКОМе.

Процесс шел действенно, как всегда. Дэвид отвечал на вопросы, не в силах уже упорствовать, и если ответы временами звучали невнятно или недоходчиво, его все равно понимали — допрос вели специалисты. Вопросы записывались и передавались в соответствующие ведомства и в ФЕДКОМ, который пополнял информацию соответствующих разделов.

Когда с этой частью было кончено, Дэвида в сопровождении пары вооруженных охранников посадили в небольшой черный фургон и отправили в Лагерь 351. Ноги на этот раз забрали в привинченные к полу фургона колодки, и двери не открывали до прибытия в конечный пункт. Нельзя сказать, что Дэвид пытался бежать или сопротивляться — на этот раз рассудок его после допроса все еще был замутнен и рассеян, рефлексы и реакция слабые, поэтому основную часть поездки он лишь смутно представлял, куда едет и что происходит вокруг.