Андрей Ливадный - Спираль

Услышав легкий свистящий звук удаляющегося вверх подъемника, двое преследователей яростно заспорили на том же языке, судя по жестам, упрекая друг друга в некомпетентности. То, что они являлись дилетантами в вопросах слежки, уже не вызывало никаких сомнений. Не зная номера квартиры Полынина, они все же сумели принять одно здравое решение: продолжая переругиваться, кинулись к технической лестнице.

Расчет был прост: в эти утренние часы лифт должен еще долгое время оставаться на том этаже, куда поднялся Полынин.

Антон не видел этой суеты, образовавшейся за его спиной. Забрав урну с прахом Сары Клеймон и два приобретенных за баснословную сумму кристаллодиска, он поднялся на сто семнадцатый этаж и вошел в квартиру, которую снимал в этом доме вот уже четыре года подряд.

…Свет зажегся автоматически.

Антон скинул пальто, прошел в комнату. РИГМА все еще моргала приводами, что-то перетасовывая на своих постоянных запоминающих устройствах. Судорожное помаргивание индикаторов не понравилось Антону — он не любил, когда машина начинала жить «своей жизнью», совершая множественные операции без ведома и контроля с его стороны.

Поставив урну с прахом и два кристаллодиска на свой рабочий стол, где был установлен второй, изолированный от сети компьютер, Антон принес из кухни большой пакет из черного пластика, предназначенный для упаковки мусора, и расстелил его на столе.

Прикурив, он некоторое время сидел, вновь мысленно перебирая события этого вечера и ночи.

Все казалось ему слишком странным, необъяснимым. Полынин не мог проследить связи происходящего со своей работой на Роглеса, и, в конце концов, ему пришлось сделать определенный вывод: волна событий пришла из прошлого, она началась не тут, не на Аллоре, и, вероятно, долгие годы катилась через миры, пространство, чьи-то судьбы, чтобы вот так настичь его, десять лет спустя, прямым упоминанием о Паше Сытникове, по кличке Морок, которого он вытащил из боя на Хаборе и сам лично погрузил в эвакуационный модуль с прощальным возгласом: «Держись, Паша, я найду тебя!»

Он не любил вспоминать те дни. Слишком много крови было пролито на Хаборе из-за предательства властей предержащих, из-за тайных коррумпированных связей, что пронзали структуру старой Конфедерации… и еще очень долго выжившие бойцы, кто хоть мало-мальски интересовался политикой, не могли отделаться от чувства, что они сыграли роль марионеток, пушечного мяса в обыкновенной бандитской разборке, происходившей на каком-то недосягаемом простому смертному «высшем уровне».

Где-то назначались встречи, решались вопросы, делились сферы влияния и интересов, а там, на Хаборе, куда их кинули с орбиты, все складывалось по-другому: там лилась кровь и погибали молодые парни, там рассудок низводился до состояния полного зверского отупения, и те, кто вышел оттуда живым, навечно унесли в своих душах это страшное клеймо…

Планета Хабор.

За несколько часов до эвакуации.

Это была четвертая контузия.

Взрывом Полынина отбросило от набитых песком мешков, осколки просвистели мимо, но он уже не слышал их визгливого рикошета. В глазах потемнело, мир на несколько секунд погрузился в черно-красную мглу, потом зрение вернулось, но слух нет.

Ватная, ненатуральная тишина окружила его.

Он слышал только звук биения собственного сердца — этот ритм шел изнутри, он был глухим, медленным и неравномерным.

Стены изуродованного складского помещения качались перед глазами.

Бум… Бум… Бум… … …Бум, Бум… … …Бум…

Глухие удары сердца отзывались тупой болью в голове.

Он подполз к закопченному проему окна.

Мешки с песком, нашпигованные пулями, посеченные осколками, начали расползаться, песок беззвучно струился из прорех, собираясь на полу коническими кучками.

Ствол пулемета был горячим от недавней стрельбы.

Антон плохо соображал в этот момент. Ноги казались ватными, как та тишина, в которую внезапно погрузился разум: реальность проплывала перед помутившимся взором, словно панорама полигона в узкой прорези виртуального шлема. Ноги разъезжались, под подошвами ботинок перекатывался толстый ковер стреляных гильз.

Мыслей не было. Страха тоже. Все исчезло, словно разум перешагнул некую черту, за которой инстинкт самосохранения теряет смысл. Азарт боя прошел, наступило тяжкое отупение, усугубленное очередной контузией.

Мир действительно сузился, рамки восприятия ограничивались выщербленной амбразурой, горячим, ребристым кожухом ствола, огрызком пулеметной ленты, торчащей из казенной части глянцевито-черной машины, и ударами сердца, каждый из которых отдавался всплеском ноющей боли в районе барабанных перепонок.

Антон взялся за теплый кожух, упер приклад в отбитое отдачей плечо, повел стволом.

В поле зрения лежал покрытый воронками, засыпанный мусором участок недостроенной парковочной площадки. Метрах в ста виднелся остов сгоревшего внедорожника, того самого, который выскочил на них несколько часов назад перед началом штурма диспетчерской башни. Огонь давно погас, обгоревший кузов машины был изрешечен пулями, помят настолько, что утратил всякое сходство с первоначальной формой, превратившись в мятый, обугленный ком…

Где же эта БПМ?..

Мутный взгляд Полынина скользил по зловещей панораме руин. Слух более не мог помочь ему, не было слышно ни рева моторов, ни стрельбы, ни криков. Создавалось впечатление, что он действительно остался совершенно один.

Он посмотрел вправо и увидел троих ганианцев.

Они присели за обломком бетонной конструкции, прячась от огня.

Нет, он обманывался, кто-то еще держался на территории космопорта. Звуки исчезли, но взгляд фиксировал фонтанчики пыли и бетонной крошки, выбиваемые пулями. Кто-то вел огонь с третьего этажа правого крыла главного административного здания. Может, это был такой же, как он, полумертвый, оставшийся в полном одиночестве боец, а может, их там уцелело несколько человек, а возможно, это Кашперо, который ушел проверить данный терминал и канул в неизвестность, кто знает?..

Ганианцы, присев, выжидали момент для очередной перебежки, понимая, что сейчас они находятся вне досягаемости для тех, кто еще удерживал правое крыло административного здания. Двое курили, сплевывая на бетон, третий возился с заклинившим от частой стрельбы механизмом подствольного гранатомета.

Полынин посмотрел на свое оружие.

Огрызок ленты, выползая из коробчатого магазина, тускло блестел желто-красными жалами крупнокалиберных боеприпасов. Трассеры… Значит, ленте конец, в недрах магазина едва ли осталось с десяток патронов. Трассеры для того и снаряжались последними, чтобы их зримый росчерк предупредил бойца — пора менять боекомплект.